Балк растерянно провожал взглядом спины солдат, рванувшихся навстречу минимум впятеро превосходящему их по численности противнику, когда заметил, что примерно треть местных «бывалых» тоже в едином порыве вылетела из окопов. А впереди группки в зеленых гимнастерках бежала высокая фигура в черной кожанке. Великий князь Михаил поддался азарту и с наганом в руке несся навстречу японцам впереди пехотной цепи.
– Простите, Василий Александрович, но шрапнелью теперь опасно! На недолетах можем своих накрыть, трубки дают большой разброс по дальности, – извиняющимся тоном начал было оправдываться Штакельберг, но договорить не успел.
Обреченно выматерившись, Балк, ненавидевший массовую рукопашную бойню больше запора и поноса, вместе взятых, выпрыгнул из окопа с криком «За мной!». На бегу отдавая последние указания барону и его офицерам, он ринулся в штыковую атаку, от которой столь успешно оберегал своих солдат до сих пор. Он еще успел проорать Ржевскому и Ветлицкому: «Маузеры к бою, вырываетесь вперед!», но на этом его роль в организации и руководстве боя закончилась. Теперь каждый был сам за себя, и командовать он мог только солдатами, бегущими непосредственно рядом с ним…
И русские и японцы пребывали в плену собственных заблуждений о противнике. Русские были уверены, что японцы от голода не в состоянии не то чтобы драться, а ходить – вроде бы транспорты с их снабжением были потоплены. Японцы, введенные в заблуждение тактикой Балка, верили, что русские, однажды столкнувшись с сынами Ямато в рукопашной на перешейке, теперь боятся сходиться «грудь в грудь». Сегодня им предстояло убедиться в неверности своих воззрений и научиться уважать друг друга. Самым кровавым образом…
Две толпы людей, одержимые жаждой убийства себе подобных, не сделавших пока лично им ничего дурного, рвались навстречу друг другу, выставив вперед острия штыков. Если бы не изредка раздававшиеся то с той, то с другой стороны выстрелы, то происходящее напоминало бы столкновение копейщиков лет так пятьсот, а то и тысячу тому назад. После одного из выстрелов, когда между цепями противников оставалось примерно метров триста, человек в черной кожаной куртке, несущийся впереди русских, оступился… И упал.
Над русскими войсками пронесся то ли стон, то ли всхлип. Михаила искренне любили все. Он всего за месяц с небольшим завоевал сердца как офицеров, так и солдат. Он постоянно был рядом с ними, он спал, как и они, под открытым небом, он ел с ними из одного котла, смеялся тем же шуткам и подтягивал те же песни. Его бронедивизион не раз прикрывал отход русских частей, а иногда и контратаковал зарвавшихся японцев. О его умелом руководстве войсками и всегда правильном выборе позиций (простимулированном советами Балка, имеющего за плечами опыт сотни лет войн, которых еще не было) уже ходили легенды, согласно которым счет спасенных им солдат уже превысил общую численность русских войск, оседлавших перешеек, раза в три. И сейчас он, сраженный пулей, лежал на земле…