Балк расстрелял последний магазин второго маузера. Первый заклинил, поперхнувшись очередью еще на прошлом. Со словами «браток, сбереги» он бросил оба бесполезных и тяжелых пистолета сидящему на земле с распоротой японским штыком ногой солдатику в белой гимнастерке и, достав из-за пояса наган, снова кинулся в схватку. Результативно расстреляв 6 (шесть) патронов, он отбросил и наган, подобрал с земли подвернувшуюся арисаку и с криком «Пи…ц всему!» снова ринулся в мясорубку. Дальнейший ход боя для него был сплошной чередой уколов, ударов прикладом и ногами, парирований и уклонений. В себя он пришел, выплыв из состояния «берсеркера» только когда в поле его зрения не осталось вражеских солдат.
Выдвинутый было к месту схватки японский резервный полк при попытке перейти в атаку и перевесить чашу весов в рукопашной был на подходе рассеян сначала огнем гаубиц «Ильи Муромца», а потом окончательно добит шрапнелями подоспевшего на прямую наводку «Добрыни» и полевых трехдюймовок. Правда, «Добрыня» нарвался на замаскированную как раз на случай его появления морскую 75-миллиметровую пушку, и теперь его первый броневагон больше походил на дуршлаг. Потери русских в рукопашной составили 164 человека убитыми и порядка 300 ранеными, включая четверых на бронепоезде. И, несмотря на то что японцы потеряли раз в пять больше, это было слишком много, так как японцам, в отличие от русских, было где взять пополнение.
* * *
Медленно бредущий к своим траншеям Балк только что договорился о перемирии для выноса раненых с японским капитаном, который во время переговоров зажимал рукой простреленное плечо. Теперь он мысленно прокручивал в голове варианты разговора с Михаилом. Пули в спину вроде можно было не опасаться, касательный порез от лезвия отведенного рукой штыка на левом запястье почти не беспокоил, адреналин схлынул, и Балком овладела привычная послебоевая апатия. Можно было, конечно, и не признаваться Михаилу, откуда именно прилетела «его» пуля… Но тогда воспитательный эффект будет смазан, да и грамотный доктор поймет, что пуля вошла в ногу сзади.
«Так, а вот и стервятнички слетелись, – у входа в трехнакатный санитарный блиндаж, где, судя по всему, и находился августейший раненый, столпились все наличные офицеры, во главе, конечно, с ротмистром Водягой. – Хм, что-то не похоже, судя по его чистенькому виду, что этот козел принимал участие в той самой штыковой, которую затеял. Ну, держись, сука». Багровая волна, схлынувшая было с окончанием рукопашной, снова стала медленно, но верно затапливать сознание бывшего спецназовца.