— Черт, как же я этот вариант не просчитал? — почти шепотом произнес Анатолий. Чеченцам убивать его действительно не с руки. А вот политическое убежище — это реальный шанс. Тогда можно рассчитывать на Пулитцеровскую премию, после которой он спокойно может засесть за книгу, а еще лучше, за сценарий для Голливуда. А это уже совсем другая жизнь.
Несколько секунд Сафин молчал, Тимур по его отрешенным глазам видел, что он что-то лихорадочно соображает. Наконец Толик вернулся в реальность и, подмигнув хозяину бокса, весело произнес:
— Знаешь, друг Тимка, а не придать ли нам твоей операции красочное литературно-правдивое оформление?
— Готов выслушать любые предложения, — усмехнулся Тимур.
Три недели, проведенные в плену у боевиков, не прошли для Виктора зря. Каждое утро его вели по винтовой лестнице в тир, где он, изображая «косорукого урода», по-прежнему стрелял мимо мишени. Косолапо передвигался с пистолетом и зубрил наизусть расположение усадьбы и внутренних помещений. По вечерам, когда его запирали в камере, он до седьмого пота по четыре часа тренировался, отрабатывая наиболее эффективные приемы и связки. Только далеко за полночь он ложился на лежак и засыпал тяжелым сном без сновидений.
За три недели тренировок его тело вернуло прежнюю форму, четко обозначив рельеф мышц, хотя лицо осунулось и под глазами появились темные круги. Джавдет, контролирующий пистолетную стрельбу, заметил перемену в пленнике, истолковав ее по-своему:
— Кормят тебя хорошо, дают много отдыхать. Почему худеешь, как узник Бухенвальда? Боишься?
— Боюсь, — честно признался Виктор.
— Вах-х, не джигит, — брезгливо сказал Гонза, протягивая пленнику заряженный пистолет. Больше он не обращал внимания на худобу Савченко.
Этим утром было все как всегда. Двое автоматчиков из президентской гвардии привели его в тир. Невозможность унижения или физического рукоприкладства к пленному сделала конвоиров немного человечнее, они время от времени заговаривали с ним, и вскоре Виктор уже знал, что одного из них зовут Хохи, а другого Имрам.
В тире находился один Гонза Холилов, он сидел на металлическом столе, оперевшись правой рукой на толстую ляжку, деревянная кобура с «маузером» лежала под рукой. Косматая борода, тяжелый взгляд из-под мохнатых бровей делали его похожим на киношного басмача, от которого можно было ждать лишь мучительной казни. Но вместо объявления смертного приговора Джавдет произнес следующее:
— Сейчас тебя отведут в баню, помоешься, побреешься, наденешь чистое белье. Потом продолжим тренировки.