– Так за что благодарить-то. Я ведь ничего и не сделала, – растерянно произнесла женщина.
– За то, что вы есть, Капитолина Сергеевна. И да, неужели этот бирюк не позвал вас замуж?
– Как же, звал. Только я не захотела.
– Почему?
– Я готова быть подле него, служить ему, заботиться о нем, но под венец не пойду.
– Отчего так?
– Не могу.
– Ну, как видно, у вас есть на то причины. Еще раз примите мою благодарность и мои искренние пожелания личного счастья.
Москаленко развернулась и направилась к выходу. Правда, пошла не тем путем, каким ее провел матрос, а обходя судно и удивляясь тому, как тут все устроено. Рядом с кают-компанией находились учебные классы, где сейчас как раз проходили занятия. Это было видно через окна.
Ничего удивительного в том, что на обед не пригласили преподавателей. Общество сословное, и, если те не дворяне, то и удивляться нечему. Как вполне объяснимо и отсутствие за столом капитана с офицерами, которые на подобных судах вовсе не обязательно должны быть благородного сословия. Хозяин мог сидеть с ними за одним столом, но, усаживая их вместе с гостями, он тем самым проявлял неуважение к ним. Это не было проблемой, если гости и команда являлись давними знакомыми и у дворян не возникало по этому поводу предубеждений. Но в данном случае дела обстояли иначе.
Два окна привлекли внимание Москаленко, так как оказались наглухо занавешены. С чего бы это? Оно, конечно, можно и не задаваться этим вопросом, ну мало ли на то причин. Только вот Елизавета Петровна твердо желала найти одного молодого человека, который непременно должен был находиться тут. Не мог не быть.
Влекомая любопытством, она открыла дверь и вошла в помещение, ярко освещенное множеством ацетиленовых фонарей с зеркальными отражателями. Два мольберта, стены, увешанные картинами. Причем написанными искусной рукой. И мало того, весьма поднаторевшей в своем мастерстве. Она не побоится сказать, эти работы превосходили приобретенную ею на порядок.
– Здравствуй, Боренька, – продолжая рассматривать картины, непринужденно поздоровалась она.
С момента ее появления Измайлов замер как соляной столб, с палитрой и кистью в руках. На его лице застыло выражение удивления и растерянности.
– Здравствуйте, Елизавета Петровна, – все еще пребывая в растерянности, поздоровался он.
– Если хотел спрятаться, нужно было запирать двери.
– Вообще-то воспитанные девушки не позволяют себе вламываться в помещения, где занавешены окна, – наконец совладал с собой он.
– Забыл, о чем я тебе говорила? Первая моя молодость была бурной. Нет-нет да и аукнется. Вот и сую порой свой нос туда, куда не следует.