Я протягиваю руку — Банко сказала мне нужно найти Эми, взять её за руку и вывести к точке, где кончается нить удерживающая меня на краю жизни.
Эми смотрит на мою руку, но не касается её. Молча качает головой и я вижу как по её щекам текут чёрные слёзы.
— Не хочу как Кайоши, — она качает головой.
Я еще не готов поверить в то, что всё зря, я не отпускаю руки.
— Ты ни в чём не виноват, — пальцы Эми касаются моего лица, словно прощаясь, словно запоминая. — Отпусти меня.
Её губы касаются моих, неуловимо, лишь на мгновение, а уже через это короткое мгновение призрачная тень Эми растворяется среди других теней.
Исчезает.
Навсегда.
* * *
Открываю глаза в ту секунду, когда Банко накладывает мне на грудь талисман… и вижу встревоженные лица.
— Ты нашёл её?! — спрашивает Кайоши.
Они надеялись, да.
— Нет, — качаю я головой. — Её уже нет. Слишком далеко, я не нашёл её.
По взгляду Банко вижу — она не верит. Она знает, что произошло там — там, в мире, где от живых только тени.
* * *
Вестник от Сейджи появляется лишь под утро.
"Ей очень больно. Разве ты не хочешь избавить её от боли?"
Стискиваю зубы, чувствуя как они крошатся.
Я не хочу гадать, что именно придумал для Мико Сейджи — он слишком умён, он не оставит ни одной лазейки спасти её.
Ни одной.
Но я всё равно попытаюсь.
Запрыгиваю на спину виверны, и рву ремни, заставляя зверя под собой выпрыгнуть в небо. Я рву ремни, заставляя шингу ускориться — я помню о том, что Сейджи знает формулу тысячекратной боли.
* * *
Дворец, если не считать замерших, как каменные изваяния слуг, в этот предрассветный час кажется пустым и словно вымершим. Бросаю виверну на главный ступенях и поднимаюсь по ним, а потом иду по гулким коридорам прислушиваясь к эху своих шагов.
Где-то здесь, сейчас, совсем близко Мико… вот только я не знаю где. Я буду обыскивать комнату за комнатой, и подвал за подвалом. пока не найдут её.
Раньше чем вхожу внутрь, замечаю среди колон светящуюся бледным мертвенным светом незнакомую фигуру.
Так светиться могут только некоторые из формул защит. Подхожу ближе…
Чёрные волосы, собранные и аккуратно уложенные струятся за спину, одежды такие длинные что касаются каменных плит и жезл в руках.
Он не двигается с места, даже не шевелится, ожидая когда я я подойду.
— Отэм? — уточняю я.
— Да, господин, — он едва склоняет голову в почтительно приветствии.
Да, я не ошибся — это пророк Ода. Что он делает здесь на главных ступенях дворца в этот утренний час?
— Говорят, ты знаешь всё, — я вглядываюсь в морщины старца, пытаясь понять сколько ему лет. Если бы не чёрные, без намёка на седину волосы, я бы дал ему всю сотню — слишком старые глаза, в них усталость. Трудно, наверное, жить зная будущее.