Да и пахло здесь совсем иначе. Лекарствами и мазями на основе травяных сборов, удушливой хлоркой для обработки полов и тем особым ароматом ткани, какой живет лишь в казенных домах.
Осознав, что нахожусь в постели, натянула одеяло до самого подбородка, создав безопасный кокон, за которым совершенно невозможно разглядеть ткань простой сорочки. А ведь рубашка эта тоже чужая, хлопковая. Слишком жесткая, чтобы надевать ее под дневное платье. Таких даже в девичьем пансионе под Хвойным не носили, прививая молодым воспитанницам вкус и женственность. Тогда… где я?
Обернувшись и прочитав невысказанный вопрос в моих глазах, маркиз обманчиво мягко произнес:
— Вы спасли мне жизнь, графиня, попутно раскрыв заговор против короны. Сейчас мы находимся в императорском госпитале Петергофа. К слову, вас тоже осмотрели.
Все внутри меня сжалось от дурного предчувствия: собеседник был явно настроен враждебно.
В животе мгновенно свернулся комок страха, и меня замутило. Увидев мой испуг, министр раздраженно поджал губы, что придало выражению лица жесткости, и меня окинули неприязненным взглядом, заставив съежиться под жарким одеялом:
— После нападения… ваш недуг обострился, заставив его императорское высочество незамедлительно вмешаться. Приглашенные целители установили, что… — Тяжелая пауза, длившаяся, казалось, целую вечность, закончилась совершенно неожиданным: — Вы вовсе не больны. И даже наоборот.
Что?! Неужели мне послышалось?
Не дав возразить, Николай Георгиевич желчно рассмеялся:
— Прошу вас, госпожа Ершова, не унижайте меня столь дурной актерской игрой! — Он поднял руку, снова призывая меня к молчанию. — Как вы понимаете, дело приобрело совершенно иной оборот, — кивок скорее собственным мыслям, — и госпожа Полякова под присягой сообщила: ваш отец знал об этом.
Голос маркиза изменился до неузнаваемости. Наплевав на все законы этикета, он позволил себе открытую неприязнь, унизительно продолжая хлестать меня словами:
— Те пилюли, что вы принимали последние восемь лет, — не что иное, как ливиум, представленный обществу вашим отцом совсем недавно!
В крайнем раздражении боевой маг все больше походил на хищную птицу. Он рвано чеканил шаг, сокращая расстояние между нами, и, похоже, запасы его терпения заканчивались вместе со спасительным пространством:
— И знаете, что стало последней каплей?
Он шагнул ко мне, сжав кулаки, отчего кожа на костяшках пальцев чрезмерно побелела:
— Вы ведь вовсе не лишены дара! Более того, его мощь… именно она заставила вашего отца отправить вас в пансион под видом полного содержания и приема лекарств! Ваша стихия — человеческая душа! — Маркиз едва совладал с собой, склонившись над моим ложем.