Понимая, что мой план все еще слаб и местами очень сыр, я все же рассчитывала, что смогу выполнить все ровно так, как задумала. Ведь если у меня получится, уже завтра Староросская империя останется позади, и даже родовой перстень чиноначальника кабинета его императорского высочества не поможет отыскать меня.
Напрочь забыв о гордости, я постаралась убедить Николая Георгиевича вернуть меня в дом деда:
— Прошу вас! — После пережитого унижения горло сковало и слова давались с трудом, но я ясно отдавала себе отчет в том, что этим вечером мне либо удастся выбраться из стальных тисков жестокого боевого мага, либо я до конца своих дней буду принадлежать ему в качестве обычной игрушки, ничего для него не значащей и неспособной отстоять свое слово. А ведь нужно всего лишь забыть о страхе, поставив на кон абсолютно все. — Прошу, маркиз! Позвольте мне вернуться домой. Я слишком… смущена.
Лгать меня не учили никогда, а в детстве отец строго относился к любым моим даже самым незначительным проделкам, в которых сквозила хотя бы капля лжи. Но восемь лет в девичьем пансионе сыграли свою роль, и я как можно более правдиво попросила:
— Позвольте мне провести этот вечер дома — я сильно устала, и мое платье теперь измято. Сегодня я не смогу стать вам достойной спутницей, о которой в обществе отзовутся благожелательно, так стоит ли давать повод для сплетен злым языкам?
Я низко склонила голову, опустив глаза на парадный мундир его светлости, втайне надеясь, что тот не заметит сумасшедшего блеска в моих глазах. Выровняла дыхание, постаравшись выглядеть как можно более покорной.
И маркиз сдался. Постучал по стене кареты, отдавая новый приказ:
— В дом герцога Соколова!
Волна внезапной радости затопила меня. Боясь выдать себя хотя бы жестом, я постаралась сидеть на коленях огненного мага смирно, хоть это и стоило мне невероятных усилий. Еще с десяток минут с ненавистным господином Левшиным — и уже завтра я навсегда покину границы империи, а на деньги отца передо мной откроются все дороги мира.
Доехали в молчании. Николай Георгиевич все же позволил мне занять прежнее место, раздраженно глядя в окно и даже не пытаясь как-то сгладить неловкую ситуацию, а я… считала секунды до прощания.
Когда карета остановилась у широкого подъезда, отделанного белым мрамором, маркиз как ни в чем не бывало подал руку, сопроводив меня в дом деда. Раздался громкий стук увесистого железного молотка, и лишь тогда я позволила себе ожить. Дверь открылась почти мгновенно, пропустив растерянного дворецкого, и я постаралась произнести как можно более ровно: