Но женщина неожиданно положила свою ладонь ему на руку и тихо попросила:
— Дослушайте, вы не можете не поверить, только дослушайте.
И волна напряжения и отвращения отхлынула, уступив место любопытству и состраданию.
— Несколько месяцев назад они с Петькой принесли с улицы собачонку — гладкошерстную дворнягу. Я была против, а сын, естественно, — за. Кирилл пообещал, что вынесет щенка через день-другой во двор, дескать, не пропадет он там. Я не могла понять, почему нельзя вынести его сегодня, когда Петя уснет, зачем приучать пса к дому, если «усыновить» его мы не готовы. Но муж настоял. Утром мы ушли — я в школу, Петя в сад. Вернувшись, песика, естественно, не застали… Малыш поплакал, я поуспокаивала — все, как и бывает в таких случаях. Потом готовить пошла и совершенно случайно выбросила вилку в мусорное ведро — смахнула вместе с куриными косточками. Естественно, решила достать… А там свернутый полиэтиленовый пакет, в нем туго скрученная газета. Убираю всегда я, Кирилл и огрызок до мусорки не доносит, бросает там, где ел. А тут целый пакет. Развернула я его, уж думайте обо мне что хотите. Вижу — марля, втрое сложенная, с дырой посередине, в йод испачканная, и собачья шерсть… Много шерсти, понимаете?
— Не понимаю, — честно признался Комбат.
— Он оперировал эту собаку, сначала побрил нужную часть кожи, потом обработал операционное поле йодом, покрыл салфеткой и резал…
— Что резал?
— Лицо, то есть мордочку. Щенок весь черный был, а на щеках и лапке белые пятна. Так вот — шерсть в газете была черная и белая, белой больше.
— Может, он ногти ему стриг или рану на лапе обрабатывал? — Рублев уже и сам понял, что говорит ерунду. На лапах у уличной собаки шерсть будет грязной, даже если их вымыть с мылом.
— С одной лапы столько шерсти не набралось бы, зверек небольшой был.
— Но если он оперировал, то где? Чем? В чем стерилизовал инструмент? Где, в конце концов, следы крови? Тампоны, салфетки?
— Вы еще про анестезию не спросили, — качнула головой рассказчица. — Все это в домашних условиях возможно: резать на кухонном столе, светить настольной лампой, шить кривой сапожной иглой шелковыми нитками. Только ему это было ни к чему — кроме стола и лампы, дома было профессиональное оборудование.
— Зачем? Хотя понятно — каждый тащит с работы, что может. Повар — голенку, строитель — цемент, врач, оказывается, — шприцы, корнцанги и шовный материал.
— Именно так, этого добра всегда по коробкам было припрятано… Короче, видела я эту собачку потом, случайно — во дворе бомжи мусорный бак перевернули, долго прибиралась уборщица… А сверток с собачонком (она так и сказала — собачонком) вороны расклевали… Я сразу поняла, что это, кто это… Тот щенок… Уже через час узнать было невозможно — мягких тканей практически не осталось… Но все, как я и думала, — бритая операционная область, вывернутая наружу слизистая щеки, еще и насечки на ней — как при искусственном шрамировании. Знаете?