– Вы кое‑чего не знаете относительно дяди и тети Майкла. И этого не понимает никто из членов совета директоров. Судебный иск и его исход абсолютно ничего общего не имеют с бизнесом.
Вот это по‑настоящему удивило и насторожило Ретта.
– Почему? – спросил он.
– Конечно, в долгосрочной перспективе доходы от бизнеса им пригодятся. Но они не из‑за этого хотят стать наследниками Майкла.
Взгляд Тринити упал на что‑то за спиной Ретта. Обернувшись, он увидел на стене рядом с дверью, ведущей в другие офисы, великолепную картину. На ней был запечатлен дом – нет, трехэтажный кирпичный особняк в стиле королевы Анны. На крыше красовались три трубы, третий этаж украшала башенка, а второй – эркерные окна арками. Над входной дверью виднелся балкон. Ретт догадывался, что построено сооружение было достаточно давно – и все же, выглядело оно прекрасно. И вот что удивительно – несмотря на всю свою величественность, особняк, казалось, излучал тепло и приветствие, в отличие от многих запечатленных на картинах домов. Маленькая подпись внизу картины гласила, что на ней – «Мэзон де Жардан».
– Видите ли, наследник Майкла не просто получит место в совете директоров «Хайатт Хайтс», а еще и станет полноправным владельцем благотворительного сообщества.
– А у него нет своего правления? – спросил Ретт, чувствуя, как в сознании его начинает подавать сигналы тревога.
Тринити задумчиво покачала головой:
– У нас нет финансовой отчетности, что означает их способность делать с «Мэзон де Жардан» все, что угодно. – Взгляд ее снова вернулся к картине. – И никто не сможет их остановить.
– Остановить в чем? – тихо спросил Ретт.
– В том, что они хотели сделать с домом все это время – продать его выгодному покупателю.
Тринити остановилась у двери, ведущей в столовую, и несколько раз глубоко вздохнула. Ей слышался звон столового серебра – значит, Ретт уже там. Ночью она практически не спала, думая о том, что он находится всего лишь через коридор от ее спальни – и волнение от предвкушения новой встречи было явным сигналом того, что следует держаться от гостя подальше. Ее никогда не соблазняли красавчики, но происходящее сейчас выпадало из рамок обыденного. И потом, возможно, ее интерес к Ретту обусловлен его поведением – например, вчера, слушая ее рассказ о родственниках, он явно сочувствовал ей и был шокирован услышанным. Люди, способные на сочувствие, попадались Тринити редко – особенно после свадьбы. После гибели Майкла Тринити не обсуждала корпорацию ни с кем, кроме адвоката, и вчерашнее откровение стало для нее неожиданностью. Порой она чувствовала себя очень одинокой в той миссии, что оставил ей Майкл, – и, по‑видимому, готовность Ретта выслушать сыграла решающую роль.