– И что, это было не так?
Тринити подняла глаза.
– Что именно?
Она знала, о чем спрашивает Ретт, но не хотела ему подыгрывать – пусть сам облекает свои мысли в слова.
– Майкл здраво мыслил?
– Он был в здравом уме до самой последней минуты – я звонила ему несколько минут спустя после взлета – к счастью, мы уже не разговаривали, когда они начали падать. Согласно расследованию, катастрофа произошла из‑за технических неполадок. никто не приложил к этому руку.
Несмотря на свои бушующие противоречивые эмоции, Ретт был рад услышать, что Тринити не была на связи с Майклом в критическую минуту – такого он не пожелал бы никому.
– Майкл точно знал, что Ричард и Патриция сделают с домом и землей, как только все это перейдет к ним. Его врач давал ему месяц, не больше. Он хотел уладить все до объявления о предстоящем браке. – Голос Тринити снова задрожал, и Ретт почувствовал, что его буквально разрывают чувство вины и одновременно – скептицизм. – Я пообещала Майклу, что сохраню его секрет и позабочусь о судьбе благотворительной организации. Он знал, что совет директоров будет мне помогать управлять компаниями, но надеялся, что сам объявит о моем заступлении на его должность… когда придет время.
– Так зачем вообще было рассказывать все это? – спросил Ретт, и голос его дрогнул – он понял, что начинает верить Тринити. Правда это или нет, будь она намерена сохранить все в секрете, ничто не заставило бы ее проговориться. Он взглянул на девушку и едва не отшатнулся: такое острое горе исказило черты ее лица.
– Ты единственный, кто знает меня целиком – так к чему секреты?
И тут Ретт понял, что никаких слов, доказательств, фактов или подписей ему было бы недостаточно, чтобы поверить Тринити, а вот эта единственная слабость сказала ему все. Она не лжет, а он полный идиот. Не что иное, как опыт, который предостерегал его все это время, показывал, что такие чувства нельзя подделать – фальшь заметна всегда, и он стал мастером по ее определению. Но Тринити не притворялась в своем горе – и осознание того, что он стал причиной его хотя бы отчасти, заставляло Ретта презирать себя.
Он стремительно подошел к девушке – и впервые за все время заметил, какой несчастной она выглядит. Конечно, все это время он намеренно оказывал на нее давление, но лишь сейчас осознал, как ей было тяжело. Присев перед ней, он заглянул ей в глаза.
– Тринити, у меня остался лишь один вопрос, – сказал он.
Она чуть склонила голову, чтобы встретить его взгляд – и на ее лице застыла уже знакомая ему маска.
– Да? – спросила она осторожно, и каждый ее жест, каждое движение выдавали усталость.