Сторожевые вышки высились как крепостные башни. Часовые на них — словно инопланетяне: лиц не видно из-под накомарников — с любопытством провожали инспекцию взглядами.
Вечером появились первые подозрительные неясности. Посеял сомнение подполковник Телицын.
— В серьезной проверке нуждаются два момента. Прежде всего надо выяснить природу взрыва.
— Что вы имеете в виду? — спросил Гуляев. — Разве детонация не могла быть самопроизвольной? Оттого, что в негодность пришел какой-нибудь взрыватель?
— Пресса часто сообщает о самопроизвольных взрывах. На деле тринитротолуол, или тол, детонирует только от мощного взрывного импульса. Его дает специальный взрыватель. Поэтому на складах снаряды хранятся в виде «не окснар». Так мы называем «не окончательно снаряженные» боеприпасы. У них вместо взрывателей ввернуты нейтральные пробки. Думаю, надо искать следы специального подрыва. И еще: неясен объем боеприпасов, которые находились в хранилище.
— Что вас смущает?
— Тысяча тонн — это шестьдесят семь тысяч гаубичных снарядов. Стандартная грузоподъемность железнодорожного вагона позволяет перевезти две с половиной тысячи снарядов, или тридцать семь с половиной тысяч килограммов. Для перевозки тысячи тонн снарядов требуется около двадцати семи вагонов.
— Вывод?
— Емкость взорванного хранилища не позволяла разместить то количество боеприпасов, которые там находились по учету.
— На момент взрыва?
— И до и в момент.
Услышь такое Гуляев лет пятнадцать назад в пору следовательской молодости, он бы загорелся охотничьим азартом.
Сейчас он спокойно сказал:
— Будьте добры, Федор Иванович, поработайте в этом направлении. Чем, как говорят, черт не шутит.
***
— Коля. — Голос в телефонной трубке звучал настороженно. Таким сообщают о житейских гадостях и неприятностях. — Слыхал новость?
У Лунева упало сердце, во рту появился привкус ржавого железа. С утра он ощущал неясное беспокойство и сейчас был уверен, что услышит нечто, чему не придется радоваться.
Лунев сразу узнал голос приятеля, Андрея Ковалева — однокашника по военному училищу и сослуживца по спецназу.
— Коля, Бориса убили…
Голос Ковалева дрогнул, сорвался, и он замолчал. Молчал и Лунев. Произнести банальное «не может быть» не позволяла совесть. Лунев слишком сильно был привязан к Прахову, чтобы выразить чувства, которые его обуревали.
Капитану Прахову он был обязан жизнью. В Чечне, под Бамутом, спецназовцы «зачищали» аул Ачхой-Мартан, разыскивая в подвалах и развалинах боевиков, не успевших уйти в горы. Когда группа «Боец» вышла на западную окраину аула, из садов выстрелил снайпер. Пуля попала Прахову в ногу, раздробила малую берцовую кость.