Лицо Генри посуровело, но она продолжала говорить. Ей нужно было высказаться. Больше никаких недомолвок.
– Я сказала ему, что должна уехать, что если упущу эту возможность, то никогда себе не прощу. Я думала, что мы все равно останемся вместе. Помнишь, в тот первый семестр я приезжала к нему каждые выходные.
– Помню, – глухо ответил Генри. Он уже знал, чем все закончится.
– Каждый раз, когда я приезжала, ситуация усугублялась. Тайлер становился все более и более неуравновешенным. Обвинял меня в измене. Он постоянно твердил мне, что, если я вернусь в университет, он за себя не отвечает. – Намек был ясен.
– И однажды он напился и сел за руль, чтобы ехать домой.
Генри потер рукой морщинистый лоб. Таким постаревшим и усталым Тори никогда его не видела. Он приобнял ее за плечи, и они оба уставились на дверь спальни Тайлера, вспоминая мальчика, которого они потеряли.
– Он был идиотом, – сказал Генри через мгновение. – Я… Я зол на него сейчас, и я бы сердился на него тогда, если бы знал, что происходит. Но, по крайней мере, теперь я знаю. И я могу сказать тебе, что ты не виновата в том, что случилось с Тайлером.
– Но если бы я не уехала…
– Тогда, может быть, это случилось бы позже, или по‑другому, или вообще не случилось бы. Но все равно это была бы не твоя вина. Он сделал свой выбор и заплатил за это. Он никогда не должен был перекладывать вину на тебя.
– Мы оба сделали выбор, – заметила Тори. – Я решила уехать, хотя и предполагала, что это может стать концом наших отношений. – Было больно признавать, что она предпочла собственные амбиции и будущее юноше, который должен был стать любовью всей ее жизни.
– Тебе было всего восемнадцать, – ответил Генри. – И ты сделала правильный выбор. Нельзя делать будущее заложником первой любви. И если бы любви суждено было случиться, она бы пришла. Он должен был поддержать тебя. Мне стыдно, что сын этого не сделал.
Тори опустила голову, не в силах сдержать подступившие слезы.
– Почему ты так долго отсутствовала? Мне всегда было интересно… Лиз говорила, что тебе, наверное, слишком больно, слишком много воспоминаний, но я подозревал, что тут что‑то большее.
– Я думала, вы будете винить меня, если узнаете правду. А я казнила себя. – Тори судорожно вздохнула. – Я думала, что ты и тетя Лиз возненавидите меня, и мне было так больно, что я не могла этого вынести. Честно говоря, мне и сейчас больно. – Может быть, тот первый, вынужденный, визит в «Мурсайд» во время снегопада немного смягчил боль, но чувство вины все еще не отпускало ее.
– Ты для нас такая же семья, как и Тайлер. Мы с Лиз всегда будем любить тебя. Здесь твой дом.