— Ты не можешь быть в этом уверена.
— Лучше бы это было так.
— Я позвонила в охранное агентство, они осмотрят твой дом завтра утром. Это обеспечит тебе хоть какую-то безопасность.
— Да ничего это не обеспечит. Эти чертовы сигнализации орут каждую ночь — людям там, наверное, глотки режут, но всем наплевать. Уж полиция туда точно не приезжает. Так что не надо транжирить мои деньги.
— Мама, я не могу просто уехать и оставить тебя, я буду…
— Что? Ты будешь делать то же, что обычно. Молиться и петь.
— И волноваться за тебя.
— Я думала, ты этот вопрос уже закрыла. Уповай на Господа и тому подобное.
— Побудь в Лаффертоне хотя бы несколько дней… Посмотришь на город, он замечательный. Посмотришь, как я живу.
— Как феечка.
— Что?
— В глубине чьего-то сада, да? Но тебе вполне подходит.
Когда-нибудь я, наверное, ее ударю. Когда-нибудь я, наверное, ее убью. Когда-нибудь… Но она это уже проходила, много лет назад, когда возвращалась каждый день из школы и тряслась от едва сдерживаемой ярости, если ее мать оказывалась дома; спокойно она могла себя почувствовать, только если она была в клинике, или читала лекции, или, в самом лучшем случае, уезжала за границу. Иногда Джейн с отцом оставались вдвоем на несколько недель. Они смотрели друг на друга через обеденный стол и никогда не произносили этого вслух, но каждый из них ловил другого на том, что тот подсчитывает, сколько еще свободных и мирных дней им осталось. Они читали это друг у друга в глазах.
Но сейчас Магда была слаба, подумала Джейн, слаба, и напугана, и смущена. И, когда с ней это случилось, она позвонила ей. О чем-то это ведь говорит?
— Мне нужно написать статью для Джорнал, и Элспет ждет, пока я просмотрю нашу последнюю главу. Мне нужно закончить ее, Джейн. Мне еще много чего нужно успеть сделать перед смертью. — Она говорила об этом как о простом очевидном факте. Она действительно имела это в виду.
— Я знаю. Ты еще многое можешь дать людям.
— Как сентиментально.
— Но это правда.
— Ты помнишь Чарли Голда? Сына Морис Голд?
— Боже милостивый… да, помню… Я в него даже была влюблена какое-то время. А что?
— Тут пришло приглашение на его свадьбу, где-то в загородном доме. Кажется, в следующее воскресенье. Я хотела бы пойти.
— Чарли Голд. — Она представила его лицо, его темные волосы, оливковую кожу, густые брови. Боже.
— Кто невеста?
Ее мать пожала плечами.
— Ненавижу синагоги. Последний раз ходила туда, когда умер твой отец. Но была бы не против умереть на еврейской свадьбе.
— Я думаю, много кто был бы не против… Танцуешь, наворачиваешь так, будто тебе снова двадцать, и тут — бац!