(«Краткий очерк о России»). В нем Кейнс очень критически отзывался об экономической системе советского государства, но одновременно восхищался тем, как коммунистам удалось изобрести свою квазирелигию. Именно это, возможно, и привлекло Витгенштейна в кейнсовском тексте – перспектива радикально новой жизни, религиозного обновления на толстовских условиях. Ход мыслей Витгенштейна, однако, здесь не до конца ясен. Ибо, как отмечал Рэй Монк, Советский Союз 1930-х годов был не идиллическим краем Толстого, а молохом сталинских пятилеток
[175]. Может быть, на Витгенштейна как-то повлияло то, что происходило вокруг? Ведь в начале 1930-х Кембридж охватило настоящее коммунистическое безумие. Здесь действовали не только те самые «Апостолы», ставшие местом притяжения и вербовочным пунктом марксистов, но также Кембриджская коммунистическая партия и Кембриджская коммунистическая ячейка. Еще был искусствовед Энтони Блант и студент Ким Филби, которые впоследствии составили Кембриджскую пятерку – ядро печально знаменитой шпионской сети. Уильям У. Бартли III бездоказательно утверждал, что чуть ли не сам Витгенштейн и завербовал этих шпионов. Ну и, конечно, среди друзей философа было несколько марксистов: Пьеро Сраффа, Николай Бахтин, Фаня Паскаль, Джордж Томпсон. Однако вряд ли на такого бескомпромиссного человека, как Витгенштейн, мог повлиять круг людей, столь одержимых определенной идеологией.
Как бы сочувственно Витгенштейн ни относился к коммунизму, его симпатия, видимо, не была идеологической. Томпсону – классицисту и члену Коммунистической партии – он как-то заявил: «Я коммунист, – и тут же добавил: – В душе». При этом с философом Фаней Паскаль, переселившейся с Украины в Британию, он говорил о марксистской идеологии столь уничижительно, что однажды даже вывел ее из терпения. Видимо, его отвращение к любым догмам влияло на отношение Витгенштейна не только к религии, но и к политике, и марксизм не мог быть исключением. Подтверждает это следующий эпизод с Фаней Паскаль:
«Меня только что избрали в Кембриджский комитет друзей Советского Союза, и я уже сообщила эту новость двум из них. Витгенштейн твердо сказал мне, что политическая работа – худшее из всех возможных занятий для меня, которое мне сильно навредит. “Следует лишь быть добрым к другим. Ничего более. Просто быть добрым”»[176].
Более того, марксистская доктрина социальной инженерии совершенно не вписывалась в мировоззрение Витгенштейна. Как он писал в 1930 году в предисловии к планировавшейся книге Philosophical Remarks