— За Эда не переживай. Не твоя забота! Свою работу делай.
— Не моя забота…Вы типа на Ле Местра намекаете? Почему он сам не появится? Почему через вас работает?
— Рекомендую тебе этого имени без надобности вслух не произносить! — почти шепотом отозвался второй голос.
— Ладно… извиняюсь. А вы точно меня не кинете? Всё обещанное отдадите? — взволнованно поинтересовался обладатель простуженного голоса.
— Не переживай! Будешь абсолютно свободен и при деньгах! — миролюбиво пообещал собеседник.
Как только стих звук удаляющихся шагов, дамы, охая, разогнули затёкшие конечности и покинули своё укрытие.
— Чего молчишь? — не вытерпела Эмма. — Не кажется, что разговор подозрительный был? А у одного из них голос один в один как у моего Григория. Я даже сначала испугалась.
— Это который с больным горлом? — спросила Зиночка.
— Да нет, вряд ли он болеет. Больше на дисфонию похоже… У Гриши врачи диагностировали психогенную дисфонию. Он и так хрипит, а когда распсихуется — голос вообще садится… Так как думаешь, что они обсуждали?
— Не знаю. Я не прислушивалась особо, так, ждала, когда уйдут, — слукавила Зинуля. — Ой! До начала музыкального вечера пятнадцать минут осталось, а нам ещё переодеться нужно.
И Князева ускорила шаг, поторапливая новую приятельницу.
* * *
Спустившись в зал, Зинуля, одетая в длинное вечернее платье из зелёного трикотажа, обомлела на входе, не увидев ни одного свободного места за миниатюрными столиками, стоящими по кругу. Процентов девяносто из числа собравшихся являлись представительницами слабого пола старше бальзаковского возраста. Была и парочка пожилых джентльменов, балующихся коньячком за оживлённой беседой.
За соседним от мужчин столиком Мира Петровна, навалившись массивной грудью на стеклянную столешницу, увлечённо рассказывала что-то молодому тренеру по аквааэробике. «Гарик!» — мелькнуло в голове у Зиночки. Тренер сидел, развалившись и широко раздвинув накачанные ноги в красных мокасинах. Время от времени он отпивал глоток виски из пузатого бокала и гладил спутницу по пухлой руке.
В самом углу сидели неразлучные Белка и Галка, перед которыми стояла початая бутылка шампанского.
Из-за того, что в помещении было полутемно, она не сразу узнала Эмму, соорудившую из длинных дред узел на затылке, украсив его чёрной капроновой хризантемой. Кумская тамада вырядилась в смелые ботфорты, узкие джинсы и короткую майку с яркими принтами[2].
— Зина! Я здесь! — махнула она рукой.
— Я тебя и не узнала! — призналась Зинуля, располагаясь в плетёном креслице. — Вам, девушка, больше двадцати пяти и не дать!