— Почему?
— Я не люблю, когда меня разглядывают.
— Почему?
— Есть у меня такая особенность.
— Откуда она?
— Тебе лучше не знать.
— Я думаю, лучше знать. Я сплю с тобой.
(Ian A.P. Kaczmarek — Evening OST)
При этих словах он поднимает свой взгляд на меня, и на моих глазах его лицо покрывает волна страха, глаза раскрываются широко. Я недоумеваю, чего он испугался? Но Алекс быстро берёт себя в руки и начинает движение по уже известной мне схеме — схеме увещевательного устранения конфликта. Я давно уже заметила алгоритм, по которому он общается с людьми: он избегает конфликтов, он растушёвывает их даже тогда, когда они уже разгорелись, всякий раз пользуясь одним и тем же методом — он задаёт вопросы, либо делает направляющие высказывания, слушая которые, человек иллюзорно сам приходит к выводу, угодному Алексу. Сам он этому научился или нет, не знаю, но схема действует безотказно. Но моя цель сегодня — спровоцировать конфликт, и я с наслаждением наблюдаю, как он пытается выпутаться.
— Там ничего опасного для тебя нет, но это моё личное пространство, и я никого не впускаю туда. Такие вещи нужно уважать.
— Ты не любишь, когда на тебя смотрят? Мне сейчас нельзя смотреть на тебя?
— Это другое, ты разглядывала меня.
— Ты не выносишь, когда тобой любуются?
— Да.
— Ты лжец.
— Почему? — на его лице ещё больше страха.
— Ты говоришь, что не любишь, когда тебя разглядывают, но при этом делаешь всё, чтобы соблазнить людей на это. Поэтому ты — лжец.
Язвительная ухмылка не сходит с моего лица на протяжении всего разговора.
— Я уже объяснил тебе, что то, что я делаю, не имеет отношения к моей внешности.
— Враньё. А я не люблю лгунов, — в моём голосе металл.
Я сморю на него и вижу, что ему уже физически плохо, глаза раскрыты широко, как у ребёнка, он открыт, он уязвим. Мой натиск застал его врасплох, он не может или не знает, как сопротивляться, его метод не работает на мне. И вот что он делает: подходит медленно, нежно берёт меня за руку и говорит:
— Пожалуйста, остановись!
Смотрит мне прямо в глаза. Просит взглядом. Но я жестокая, очень. Он об этом не знал, но сейчас узнает.
— Тогда расскажи.
— Поверь, я не могу. Я никогда и ни с кем не говорю об этом. Нельзя.
— Почему?
— Просто нельзя.
— Тогда я просто не буду доверять и верить тебе. Я не знаю тебя. Совсем. Для меня это опасность.
Его глаза снова переполнены страхом. Он снова не знает, что делать, поэтому немного открывается:
— Там очень много боли для меня. Если я расскажу, мне будет очень больно, и я не знаю сам, что это может сделать со мной. Но если ты настаиваешь, я сделаю это прямо сейчас.