— А я и не думаю, это ты чего-то завелась!
— Да не заводилась я! Оставь их в покое, возраст у них такой, понимаешь?
— Нет, не понимаю! Если девушка так себя ведёт — то сразу шлюха, а если парни — так вроде даже это и веса им прибавляет!
— Соняш, не я создавала этот мир, его законы и нравы! Запретить им ничего не могу… А если бы и запрещала, кто стал бы меня слушать? Соняш, я знаю, в чём причина твоей нервозности, потерпи ещё недельку, пожалуйста!
— Всё в порядке, мам. Ты не те выводы сделала! Всё хорошо…
Поняла сама, что поступаю необдуманно — родители могут и домой меня отправить, только бы не огорчались мои очи, и не страдала нервная система от безразличия объекта одержимости! Нужно ловить момент — когда ещё появится возможность видеть Эштона каждый день и в неограниченном количестве?
А Эштон… Эштон прекрасен, невзирая на отвратительный характер, холодность, отстранённость, упрямство. На мою боль неразделённой любви. И я любуюсь им почти постоянно, потому что не любоваться невозможно… Нет никаких сил сдерживаться и не использовать драгоценные секунды отпущенной возможности скользить взглядом по тревожной линии его молодых плеч, груди, пресса, стройных ног и ягодиц, так соблазнительно обтянутых чёрной тканью с белыми контурами осиновых листьев… Мне нравятся его волосы! Сухими, мокрыми, короткими или отросшими, как сейчас…
Вот они оба выходят из воды, направляются к нам, похожие на моделей с обложки модного журнала. В движениях брата сила и уверенность в себе, а Эштон — это красота и изящество, пугающая мощь в очерченных мышцах его натренированного тела. Они оба приковывают взгляды, оба заставляют отдыхающих дам сдвигать на нос очки или поднимать их наверх. Девушки справа, девушки слева, девушки отовсюду ласкают их своими взорами, привлекая неестественно громким смехом и более чем смелыми бикини. Каждый день я веду подсчёт загорающих топлесс, и с каждым новым днём нашего здесь пребывания современных девиц, готовых обнажить бюст, становится всё больше…
Парни подходят к нашим шезлонгам, находят у матери свои солнечные очки и усаживаются на песок чуть поодаль — вроде, как и с нами, но о чём беседуют, не расслышать: и лёгкий летний ветер и шум волны сегодня играют на их стороне. Но мне не нужно слышать, чтобы знать — они разглядывают девушек и делятся друг с другом соображениями.
А я словно под гипнозом: перед моими глазами самая прекрасная картина самого талантливого художника — смуглая спина Эштона… Даже отсюда, хотя я и не так близко, как хотелось бы, видны стекающие по его золотой коже капли, они собираются, образуя тоненькие ручейки, или упорно не двигаются с места, отчаянно сверкая на солнце. Его затылок — не просто затылок, а предмет произведения искусства, ведь вода укротила его непокорные локоны, нежно собрав их в одну сексуальную волну, стекающую с головы на шею, с шеи на спину… И я знаю, что будет дальше — спустя время он вспомнит о них, резко запустит руку, разворошит, растормошит, и мокрые пряди тут же завернутся в мокрые кольца, созерцая которые добрая половина женщин этого пляжа, включая меня, будет готова отдаться без лишних вопросов, сразу и по первому требованию. Вот только сам обладатель мужской красоты не будет спешить — он выбирает долго, медленно, не спеша, ищет лучшую из лучших — самую красивую, самую стройную, самую женственную, самую ухоженную и самую дерзкую… Самую из самых…