Утром мне действительно легче. Намного легче! Голоса нет, но я уже человек с мыслями, руками, которые могут действовать, ногами, которые способны держать. Принимаю душ, привожу себя в порядок, собираю свои принадлежности, любезно расставленные Эштоном на прикроватной тумбочке, ведь я же уже почти здорова, а значит, пора сваливать из единственной спальни, предназначенной молодожёнам, а не всяким там больным…
Стягиваю своё бельё с постели и только в этот момент замечаю на подушке два коротких каштановых волоса…
У меня тоже каштановые… Но мои не вьются, как эти, и они в десять раз длиннее…
Сон… сон… сон… или реальность? Было это на самом деле или нет? Жаркая ночь или моё воспалённое болезнью и неразделённым чувством сознание?
Конечно, последнее. Даже если бы мне очень захотелось всеми силами притянуть два этих каштановых волоса на своей подушке до слова «реальность», есть японская красавица по имени Маюми, которая никогда не позволила бы моей мечте стать явью…
И не нужно обманывать себя, Соня, ведь «А что, если всё-таки?» не способно уничтожить влюблённые взгляды, которыми он смотрит на свою женщину, не обесценит той нежности и ласковости, какими наполнен каждый его жест, адресованный ей, не перечеркнёт искренности их почти всегда соединённых ладоней и сплетенных пальцев…
Конечно, нет. Не перечеркнёт.
Это сделает как всегда исполненный уверенности в собственной неподражаемости голос Лурдес, даже несмотря на то, что её рот почти до отказа забит утренним сэндвичем:
— У Маюми вчера вечером поднялась температура — видно подхватила заразу от тебя. Отец прислал вертолёт за ней, мы думали и тебя отправить, но Эштон сказал, что ты не хочешь, а необходимости нет… И это: можно я буду спать с тобой на нормальной кровати, раз ты уже здорова?
— Можно, — великодушно соглашаюсь. — А Эштон где?
— А Эштон на озере вместе со всеми, оставил меня дежурить по тебе…
— Ага, смотрю, ты как раз этим и занимаешься!
— Ну, Софи! Перестань! Мы же обе прекрасно знаем, что наш «доктор» никогда бы не ушёл развлекаться, зная, что твоя жизнь под угрозой, а раз уж тебе ничто не угрожает… — хитро прищуривается, — то я тоже иду купаться!
Вечером того же дня обнаруживаю Эштона в общей комнате за подозрительным занятием — он собирает свой рюкзак.
— В лес идёте? С Алёшей?
— Нет, я домой еду, — отвечает совершенно спокойным тоном.
— Почему? — этот вопрос вырвался из меня прежде, чем я успела сформулировать его в своей голове.
— Потому что Маюми заболела, да и в любом случае моё место рядом с ней.
Я больно кусаю нижнюю губу, чтобы не плакать. Держусь изо всех сил, потому что нужно же ещё попрощаться как минимум, и если я открою рот, будучи в таком состоянии, то ему всё сразу же станет ясно! Насчёт меня…