Абсолют в моём сердце (Мальцева) - страница 174

— У Амбр был выбор и свои взгляды и цели в жизни, а вот у Эштона его не было, он получил данный набор жизненных активов, где одного из самых главных не хватало!

— Теперь ты упрекаешь?

— Нет! Тоже хочу объяснить себя!

Дальше не слушаю, плетусь в свою комнату — этот родительский спор выжал меня как лимон! Сил нет ноги переставлять…

Спустя примерно час стук в дверь:

— Соняш, можно к тебе? — это мама. Видно договорились всё-таки миссию вправления моих мозгов возложить на неё.

— Можно, но мам, не надо, прошу тебя! Я всё понимаю и всё знаю, самой тошно и противно! Самой стыдно, только не пили меня доводами благоразумия и воспитанности, скромности и гордости, а последней у меня отродясь нет, так где ж её взять?

Мать не реагирует на мой резкий выпад, спокойно подходит к кровати, садится рядом и кладёт свою тёплую ладонь на мою голову. Потихоньку начинает поглаживать, точно так же, как делала это в далёком детстве, и, несмотря на возраст и перемены, я реагирую так же, как и тогда: расслабляюсь, тугой ком в горле становится мягче, позволяя мне дышать свободнее.

— Всё у тебя есть, доченька, и гордость, и ум, и красота. А благоразумие — дело наживное. Просто ты слишком сильно влюбилась, а когда любишь, разумность уже не кажется такой важной. Я тебя очень люблю, и Алекс тоже любит, мне только Эштона жалко. Он больше всех пострадал в этой ситуации, а его же и виноватым выставляют!

А может, он действительно виноват? Ключевой вопрос тогда: а мог ли он контролировать себя там, в лесу, ночью, когда ел меня своими жадными губами, или и в самом деле был в полусне, потерял ощущение реальности? Ведь именно после того случая и сорвало мою уже почти спокойную голову! И потом ещё та ночь, когда мне снился мой первый и последний эротический сон, и я не очень уверена в том, что всё это приснилось…

Глава 28. Ненависть и боль

Не влюбляйтесь в сильных, не влюбляйтесь в страстных, не влюбляйтесь в мстительных.

Новый год начался новыми проектами и почти ежедневной практикой в отделении детской онкологии. Я не делаю здесь ничего военного, мои обязанности ничтожны в сравнении с теми представлениями, которые сложились о профессии ранее. Я раздаю ежедневные лекарства, делаю инъекции, записываю в журнал изменения в состоянии маленьких пациентов.

Тяжело. Не физически, нет! Морально. Но я знала, на что шла. И желание доказать всем и отцу самому первому, что способна на большее, чем он думает, никуда не исчезло, оно покрылось слоем стальной глазури.

Я изобрела собственный способ защиты — улыбки. Почти сразу заметила, что улыбаясь, быстрее и легче гашу слёзы. Дети меня любят, дети меня ждут, дети слушают и верят моим обещаниям. Но я никогда не обещаю им того, чего не смогу выполнить, поэтому, устанавливая капельную систему, улыбаюсь всем ртом и напеваю песенку про маленького паучка, упавшего в водосточную трубу, потому что семилетняя Кэти каждый раз спрашивает, точно ли вылечит её это противное лекарство, от которого её тошнит и болит живот.