— Вы очень красивая женщина! — я говорю это с абсолютной искренностью.
Амбр смотрит некоторое время на меня с удивлением:
— Была красивой. Когда-то…
— Вы и сейчас намного красивее моей матери, и говорю я это не из лести, а потому что это — правда!
— Я знаю…
В её глазах появляется тень надежды, но она бессмысленна, я это знаю наверняка:
— Для него красота не имеет значения. Ни малейшего. Сам он считает, что у каждого человека имеется своё собственное понятие о красоте, и именно поэтому у нас есть сегодня столько жанров и направлений в музыке и искусстве, поэтому большинство людей находят себе пару, ведь если бы все зацикливались на эталонной красоте, человечество давно бы уже вымерло, — я улыбаюсь, и Амбр улыбается в ответ.
— Он смотрит на неё так, словно она Богиня… — и в каждом этом слове бездна даже не зависти, а муки и сожалений.
— Откуда вы знаете?
— Журналы… А однажды мне довелось видеть это своими глазами, когда они оба сидели в метре от меня… Столько лет прошло, а его взгляд всё тот же…
Мы долго молчим, но закономерный вопрос слишком сильно давит своей своевременностью:
— Зачем же Вы вмешались, если видели сами, что происходит между ними? Вы ведь почти сломали им обоим судьбу…
— У неё на пальце было кольцо, а у него нет.
Спустя довольно продолжительную паузу добавляет:
— И в глазах его было столько всего… но больше боли. Именно острой боли. Так смотрят люди, которым разбили сердце, а она вообще на него не смотрела, и любви в её глазах не было, она просто использовала его. Я не пыталась его соблазнить или нарочно влезть в их отношения с целью разрушить, я только хотела поговорить с ней, попросить отойти в сторону, если он не нужен ей как мужчина. Но Алекс вмешался, не дал мне даже шанса помочь себе, хотя сам хорошо понимал, что для неё он… только дорогая, красивая, очень качественная игрушка, — её лицо перекашивается.
— Он всегда на её стороне, даже если считает неправой. Так было всегда и никогда не изменится.
Амбр тяжело вздыхает.
— Я не хочу, чтобы Вы жили иллюзиями: их невозможно разорвать, особенно теперь. И я говорю это не потому, что она моя мать, а потому что это действительно так.
— Я знаю, — жёстко выдыхает моя собеседница. — Знаю, поэтому и не пытаюсь, хотя в последние годы есть возможность…
Моё лицо вытягивается.
— Из наших бесед я сделала вывод, что он открытый отец и говорит с тобой о многом, даже об интимных вещах.
Я киваю, она продолжает:
— Но есть вещи, которые он никогда ни тебе, ни твоей матери не откроет.
У меня, кажется, перестаёт биться сердце.
— У него есть психические отклонения и часть из них сексуального характера.