Но в тот раз, конечно, мне было не до гордости и почитания матери. Само собой, я рассчитывала увидеть Эштона.
При виде меня мама едва не подпрыгнула от счастья и даже чмокнула в щёчку, что для неё верх ласковости:
— Сонечка! Какая ты молодец, что заскочила ко мне! Я сегодня чего-то в депресняке каком-то.
— Почему?
— Сама не знаю, но настроение на нуле. Сплошные проблемы.
— Что случилось?
— Ничего особенно страшного, Слава Богу, по мелочи в основном. Команда Лурдес проиграла соревнования, почетное последнее место заняли; Лёша поссорился со своей барышней, переживает и не хочет приходить на Рождество, говорит, все будут опять прикалываться.
— Все — это я?
— Ну а кто? Сколько раз я просила тебя не трогать его?
— А я его не трогаю, мам!
— Ну, хорошо, не его, а эту тему!
Под «темой» подразумевается склонность брата к слишком частой смене подруг. Я об этом шучу обычно, не выбирая выражений. Его это бесит, а мне нравится, как он бесится.
— Ну ладно тебе, мам! Это ж просто юмор, а он, как известно, продлевает жизнь!
— Кому продлевает? Мне эти ваши ссоры уже в печенку въелись!
— Ну какие ссоры, мам! Ладно, всё! Слова не скажу про твоего Лёшу, раз он такой нежный!
— Да ладно, все это мелочи жизни. Эштон сегодня на занятия не пришёл, это уже серьёзный повод для переживаний.
— Да тоже, поди, у девицы своей застрял! — буквально выплёвываю свою внутреннюю горечь по этому поводу.
Мама бросает на меня осуждающий взгляд:
— Я звонила ему, он сказал, что приболел.
— Врёт! Скорее, перебрал!
— Не думаю. У него голос был охрипший.
— Наивная ты, мам! Я могу замострячить тебе голос умирающего, если хочешь. Вот смотри: Валерия Витальевна, мне очень жаль, но сегодня я не могу появиться на занятиях — намертво придавлен к кровати длинноногой блондинкой! — хриплю. — Ой, простите, я хотел сказать, у меня грипп и жар!
— Смешно, — лицо у матери невозмутимо. — Смотрю, ты с брата уже переключилась на Эштона?
— С брата на другого брата, вернее будет сказать! — сообщаю довольно.
— Да какой он тебе брат! Не смеши меня! Я же вижу, как ты на него смотришь!
— Ещё чего! Ты что, мам! На фига он мне сдался? Он же пришибленный какой-то!
— Вот поэтому не смей его трогать! Не сладко ему пришлось, видно. Мать сама его растила, мужчины никогда в доме не было. Да и не знаешь ты, что такое нужда, дочь! И не дай Бог узнать!
— А ты знаешь?
— Нужды не знала, но тяжело было очень, когда Алёша родился. Денег на памперсы не было, дошло до того, что я подгузники ему из марли делала, а потом стирала их.
— Ты никогда не рассказывала мне об этом, — внезапно мне становится стыдно.