— Она тебе нравится?
— Ты это спрашиваешь как сестра? Как психоаналитик или как кто-то ещё?
— Как сестра, конечно. Психоаналитик тоже подходит. А что ты имеешь в виду под кем-то ещё, я не знаю.
— Ну ладно, если как сестра, то немного да, нравится.
— Она красивая?
— Нормальная.
— Блин! Ну вот что это за ответ?! Неужели нельзя решить, красивая или нет?
— Ну а откуда мне знать какие у тебя критерии красоты? Обычная девушка: две руки, две ноги, голова тоже есть.
— Какого цвета волосы? Глаза?
— Шатенка она, глаза… эмм, не знаю, кажется, зелёные… А может и нет…
— Ну ты даёшь! Полезть в драку из-за девушки и даже не знать цвет её глаз!!!
— А что, по-твоему, нужно было сперва цвет глаз узнать, а уж потом за честь её впрягаться?
— Ой, ну всё уже, проехали! Посмотри, какое кафе классное! Давай зайдём?
— Давай.
Мы садимся на мягкие диваны у окна с видом на залив, день подходит к концу, и на горизонте, сквозь небольшие трещины в серости облаков просачивается оранжевый свет заходящего солнца.
Мы оба любуемся закатом, и Эштон опять улыбается, так мягко и едва заметно, мечтательно…
В кафе почти никого нет, кроме нас, несмотря на предпраздничную суету, и этот факт вносит свою неожиданную лепту в интимность и комфорт нашего уединения.
Я заказываю себе кофе с молоком, Эштон повторяет за мной.
— Может, ты голоден? — спрашиваю. — Парни обычно заказывают себе пиво и картошку с наггетсами.
— Какие ещё парни?! Тебе же только шестнадцать! — деланно возмущается мой гиперпереживательный брат.
— Мой брат Лёшка, например! — быстро соображаю, что ответить и тут же жалею, потому что ни одной даме толика загадочности и намеков на популярность у мужского пола ещё не мешала!
— А! Брату можно!
— А ты что, можно подумать, в шестнадцать ни с кем не встречался?
— Я — парень, это совсем другая история.
— Почему это другая?
— Да потому что! Маленькая ты ещё, чтобы посвящать тебя в эти вопросы!
— А папа так не считает! Мне всё давно уже известно: у вас типа потребности, и вы с ними носитесь как со священной коровой, — подмигиваю ему, стараясь казаться взрослее и умнее, чем он думает.
— Ну, раз ты все знаешь, зачем же тогда спрашиваешь? — отвечает невозмутимый Эштон, потягивая кофе из своей чашки.
Решаю, что лучшим решением в сложившейся ситуации будет смена темы беседы.
— Так может, всё-таки закажем еду и пиво?
— Только если ты хочешь есть, а я не голоден. А пиво пить в компании дамы — плохой тон.
— Мама научила?
— Конечно. Больше учить было некому.
Во взгляде Эштона мгновенно появляется жёсткость, он сжимает губы в тонкую линию и словно весь ощетинивается. Какой-то частью своего мозга я соображаю, что данный эффект вызван нечаянно затронутой темой отцовства.