— Прости, вышло грубо, — внезапно добавляет мой почти-любовник, но тон его реплики вопит о полнейшем отсутствии каких-либо сожалений.
— Всё в порядке. Я люблю, когда вещи называют своими именами.
Мы долго молчим. Неловкость и натянутость рухнули, детонировав после фразы «ты ведь не за этим пришла». Вместе с ними растворился хоть и едва ощутимый, но всё же романтический флёр. Терять больше нечего, поэтому я становлюсь собой:
— Зачем я тебе?
Он отвечает не сразу:
— Понравилась. А я тебе зачем?
— Чтобы отомстить мужу.
— Что он сделал?
— Переспал с сотрудницей.
Ансель поднимается и неторопливо, даже как-то вальяжно направляется к кухонным шкафам. Вынимает бутылку с алкоголем и подписывает вечеру и не только ему приговор:
— Иди раздевайся. Займёмся тем, зачем пришла.
Я не знаю, чего во мне больше в эту секунду: стыда, обиды или гнева. Застать супруга в отеле с любовницей было больно и унизительно, но предложение пройти раздеться, сделанное под скрип откручиваемой крышки бутылки виски, установило новый рекорд унижения в моей истории.
— Окей, — говорю, формируя в голове фрагменты некоего молниеносно рождающегося плана.
Надевать мокрую несвежую одежду вместо тёплой, сухой и благоухающей эдемскими цветами было до одури «приятно». Моя кожа пылала жаром разочарования, и тряпки сохли на мне, как на утюге.
Упаковавшись во все своё, вылетаю из квартиры, не имея ни сил, ни желания даже взглянуть на несостоявшегося любовника. Но у массивной двери лифта практически втыкаюсь в него носом.
Он смотрит в упор. И во взгляде даже не ирония — он ржет, потешается надо мной. Я чувствую, как раздуваются мои ноздри.
— «Окей» можно произнести по-всякому. И если он похож на скулёж побитой собаки, то твоё ночное развлечение, скорее всего, собралось делать ноги! — скалится.
А я в ступоре. Мои внутренние приборы распознавания унизительных ситуаций зашкалило, поэтому, очевидно, мозг не способен выдать ни одного варианта ответных действий.
И Ансель, словно решившись мне помочь, кладёт ладонь на мою щёку, поглаживая её большим пальцем. Нежность этого жеста обжигает. Настолько, что моя рука сама собой взлетает, чтобы влепить пощечину. Вышло даже звонче и душевнее, чем в прошлый раз.
Да-да, Ансель, я тебя помню, а вот ты, похоже, напрочь забыл несостоявшийся трофей на полке достижений начинающего ловеласа.
Мне везёт, и я заскакиваю в стоящий на остановке автобус, не имея понятия, в каком направлении он двигается. Можно было вызвать такси, но перспектива продолжить общение с человеком, протащившим меня по плахе унижения, повергала в ужас. Автобус, как показывало движение синей точки в моих Гугл картах, направлялся в Северный Ванкувер, то есть в противоположном направлении от моего дома, поэтому пришлось выйти десять остановок спустя — именно столько времени мне понадобилось, чтобы прийти в себя и задуматься о том, куда же я еду.