«Связь» — это ведь от слова «связывать»? Или «связаны»?
Ансель одним рывком разворачивает меня лицом к стене. Я прислушиваюсь к собственным ощущениям: небольшая боль на части рук выше предплечий, где секундой ранее стальной хваткой сжимались его пальцы, и удовольствие, Эдемовой змеёй ползущее по моему телу, потому что те же пальцы теперь я ощущаю на своих бёдрах. Ансель будто снимает пробу, пытается понять, хочет продолжения или… хочет — мгновением позже я получаю недвусмысленное этому подтверждение.
Стараюсь контролировать себя — да, теперь мне это нужно. Игра перестала быть игрой, внезапно обернувшись реальным ходом времени и событий. Мои губы вжаты в холодную краску стены, и я соображаю, что мне нужно чуть повернуть голову, чтобы ёрзать по ней щекой, а не губами. Едва удаётся совершить этот непростой манёвр, как пальцы Анселя проникают внутрь меня, заставив выдохнуть… ладно, не только выдохнуть: кажется, это был стон.
— Громче! — требует, обжигая мою щёку и ухо своим дыханием.
Разве голос этого мальчика когда-нибудь был таким мужским, грудным, сипяще-хриплым? Похоже, маска и театральный костюм слетели не только у меня. А если быть до конца честной, то я со всей серьёзностью изменяю мужу. Изменяю, потому что ответный шаг превратился в удовольствие.
Его рука совершено мокрая, и мне, кажется, уже наплевать на тот факт, что все обстоятельства в их совокупности предполагали совсем иной расклад и ход данного мероприятия.
— Ещё громче!
Это что-что невероятное: я подчиняюсь его командам и отпускаю поводья, высвобождая… себя. Да, я позволяю своим стонам существовать, не оглядываясь на рамки и социальный статус.
— Чего ты хочешь, скажи? — спрашивает.
Ему нужно, чтобы я просила, и я прошу:
— Давай!
Ансель — необычный любовник, непредсказуемый. Его нежность неожиданно перевоплощается в грубость, податливость сменяется агрессивным стремлением доминировать. Он недолго гладит мои бёдра, затем резко сдирает бельё, заставив всем телом вздрогнуть. И я не слышу, нет, но всей душой чувствую его усмешку.
Его крепкие руки одним движением раздвигают мои ноги шире, и он входит без дразнящих предупреждений, как делал мой муж, его губы не целуют мои, вообще не целуют — они вжаты в мой затылок, часто и рвано выдыхая обжигающе горячий воздух.
И я, быть может, даже могла бы задуматься о том, почему он настолько горячий, или прислушаться к боли от его вжатых в мою кожу пальцев, если бы в эти секунды, в этой лучшей версии моего личного пространства и времени меня не трахали так жёстко сзади.
После он обнимает меня. Обнимает так, как обнимал бы муж свою любимую жену.