Глава 41. Умение быть мужчиной
Ансель полулежит в своём кресле у панорамного окна и смотрит не на меня, а на свой мольберт с разводами различных оттенков розового — весна вдохновила его на магнолии, отражённые в разлитой на асфальте воде. Не было бы в его манере ожидания меня ничего из ряда вон выходящего, если бы он не был совершенно голым. Мои глаза упираются в его живот и застревают.
— Ты опоздала.
— Немного…
— На один час.
Пауза.
— И сорок четыре минуты.
— Ансель… — ищу в своей беспечной голове оправдания.
Он поднимается и направляется ко мне, я силой заставляю себя оторваться от его паха и посмотреть в глаза, а в них — пугающая бездна, обещающая нечто непоправимо неправильное. Его тело прижимает меня к стене, и даже через многочисленные слои одежды я ощущаю жар его неугомонности. Ощущения — я вся в них: мягкость прикосновений губ к моим скулам, щекам, шее, ключицам. Влажный след языка на коже, трение ладоней, сплетение пальцев и пустота в том месте, где должна была быть моя разумность.
Господи, что я делаю? Что я здесь делаю? Ведь ответный реверанс мужу уже давно позади…
Мои ладони боготворят молодость его тела, повторяя руки, плечи, спину, разглаживая грудь, обласкивая бёдра. Пальцами тоже можно чувствовать, поэтому мои в этот миг самозабвенно рисуют своё восхищение, скользя по безупречным кривым.
Ансель сводит брови, прикрыв глаза, дышит жёстче, рванее, жадно и помногу заглатывает воздух. Его большие ладони уже давно легли поверх моих — не дают ни миллиметра свободы, ведут, направляют: к его груди, животу, паху.
Наше дыхание творит музыку — прелюдию к полноценной многочастной симфонии.
Закрыв глаза, я прижимаюсь губами к вспотевшей местами коже на его груди, кончиками пальцев трогаю самую нежную и будоражащую сознание часть его тела. Движения моей руки становятся смелее, подчиняясь ритму ударов его сердца, затем ускоряются, заставляют его тяжело дышать и до боли вжимать пальцы в мою талию. Но мне эта боль необходима — она как саржевая печать на свидетельстве, выданном моей женственности: нет так всё и плохо, раз уж мои ласки способны вызывать стоны у мужчины настолько моложе меня.
Его глаза закрыты, голова запрокинута назад, рука контролирует глубину и интенсивность моих ласк, сообщая ей желанный ему ритм. И я никогда в своей жизни не была ещё настолько близка к оргазму, будучи полностью одетой.
Терпкая горячая жидкость приносит мне удовлетворение и бездну стыда — моему супругу свойственны определённые ограничения, «табу», неискоренимо поселенные в его голове воспитанием. И вот теперь, прожив в «кашерности» пятнадцать лет, я чувствую себя испачканной и чудовищно оступившейся.