Себ кивнул, хотя понимал, что ни к чему хорошему это не приведет.
— И ни при каких обстоятельствах не целоваться на берегу, верно? Чтобы мы оба были кристально чистыми.
Себ окончательно растерялся.
— Ты хотела, чтобы это произошло? — искренне удивился он.
Себ не позволял себя размышлять над тем, что случилось, и напряженностью между ними, висевшей задолго до того поцелуя. Он лишь понимал, что этого не должно было произойти вообще.
— Нет, — ответила Мила. — Не хотела.
Она произнесла это твердо, пронзая его столь же твердым взглядом. Но что-то было не так. В ней сквозила уязвимость, заставившая Себа пуститься в пространные объяснения:
— Я просто не могу пойти на это, Мила. И не только с тобой — дело вообще не в тебе. Речь обо мне и о том, каким дрянным мужем я был. Это доказывает, что мне не стоит заводить отношения, я в них ужасен. Я лишь наломал бы дров и причинил тебе боль, точно так же, как поступил со Стеф. Обидел бы тебя и тоже потерял… Этого я бы не вынес!
— Это был всего лишь поцелуй, Себ, не более того, — произнесла Мила с тем же неумолимым спокойствием. — Незачем рассуждать об отношениях.
— Мила…
Она покачала головой:
— Ты был прав. Это — ошибка.
— Так почему же…
— Почему мы не можем быть друзьями? — подхватила она. — Потому что это — трата времени впустую. Такая же, как ответы на звонки моего отца. Или обычно люди находят время для тех, кто им важен. Многие годы мы не находили времени друг для друга. И знаешь что? Мне по барабану все эти отговорки!
— Я не такой, как твой отец, Мила, — сквозь зубы процедил Себ.
— Ты прав, — согласилась Мила. — У тебя нет абсолютно никакой причины чувствовать себя виноватым за уход.
— Я никуда не ухожу.
Мила грустно улыбнулась.
— Ты уже ушел. Как и я. Неужели ты не понимаешь?
Казалось, будто чья-то рука безжалостно прорвала его грудь, крепко сжав сердце. Себ не мог потерять и Милу. Не мог.
— Больше пятнадцати лет мы были почти неразлучны. И пусть потом отвлекались на дела, ленились общаться — а я к тому же погрузился в свое горе, эгоистичный дурак! Это не перечеркивает нашу дружбу. Ведь до смерти Стеф ты не считала, что наша дружба закончена. Что же изменилось сейчас?
Себ никак не мог в это поверить. Да, он провинился, сделал ей больно. Но ведь попросил прощения! Мила и сама понимала, что он был охвачен горем.
— Почему ты так сильно этого хочешь? — спросила Мила.
Она не ответила на его вопрос, но Себ знал, что давить нельзя. Один намек на настойчивость — и он потеряет ее навсегда.
При мысли о том, что он никогда больше не увидит Милу… Ему стало больно. В прямом смысле слова: горло сдавило, плечи сковало напряжением.