Очередь подошла, и Мила сделала заказ, а потом взяла запотевшую бутылку воды и три стакана. Вернувшись за стол, она налила всем воды и рухнула на мягкое сиденье кабинки. Все мышцы болели, напоминая об обильных возлияниях прошлой ночи.
Мила опоздала к началу разговора и не сразу поняла, что сестры говорили об отце.
— Я не могла поверить, — уверяла Айви, — когда секретарша мне сказала. Прошло столько лет!
— Чего он хотел?
Айви пожала плечами:
— Понятия не имею. Я не стала отвечать на его звонки.
— Я тоже, — отозвалась Эйприл. — Ты знаешь, что он появился в соцсетях? Он теперь везде подписывается на мои обновления. Я подумывала заблокировать его, но потом решила, что это мелочно, ведь я делюсь фотографиями со всем светом.
— А я его заблокировала, — тихо произнесла Мила. — И у моих бизнес-аккаунтов не так много подписчиков, поэтому я могу безболезненно сделать это.
Блейн звонил и ей, но без малейшего шанса на ответ.
— Вот оно что, — бросила Айви. — Тебе надоело?
Мила кивнула:
— Да. С меня хватит. Больше никогда.
— Ты уверена? — взглянула на нее Эйприл.
Мила вскинула брови.
— Да неужели? Я думала, ты будешь в восторге.
— Я — точно в восторге, — твердо сказала Айви.
Эйприл закатила глаза.
— Я лишь хотела убедиться, что это твое, исключительно твое решение. Не наше. Это ведь так важно!
— Понимаю, — отозвалась Мила. — Но нет — по поводу Блейна все решено. Вы обе были совершенно правы. Мне стоило перестать отвечать на его звонки еще много лет назад.
Она кратко изложила Айви и Эйприл то, что произошло после премьеры, — ни словом не упомянув о ситуации на берегу.
— Ну конечно, — с горечью усмехнулась Айви.
Им принесли заказанные Милой ньокки с густым томатным соусом. И сестры стали делиться байками об отце, каждая из которых иллюстрировала его никчемность и с течением времени приобретала юмористический окрас.
Мила улыбалась вместе со всеми, но ее мысли витали далеко-далеко. Она могла думать лишь о Себе.
Мила была рада, что провела вечер в домике у бассейна, с Себом. Впервые со смерти Стефани она смеялась, думая о подруге, которая была такой важной частью ее жизни.
Все шло замечательно. Но потом… Когда они вышли из дома родителей Себа…
Мила последовала внутреннему голосу — честно отказалась принять фальшивую дружбу и не стала отрицать влечение к Себу. Стоило ему прикоснуться к ней, как ее кожу пронзил электрический разряд, возбуждая, притягивая, увлекая…
Всякий раз, оказываясь рядом с Себом, Мила чувствовала, что так правильно. Но эта «правильность» лишала душевного покоя и не предвещала ничего хорошего — совсем как ее привычка жить в мире иллюзий.