А гайдамаки ввели со двора пошатывающегося деда Никифора. В одной руке он держал пустое ведро, капли падали на пол. Снимая с головы картуз, Никифор кратко и невыразительно поздоровался. «Влип все-таки», — сокрушенно подумал он.
Минут двадцать назад, когда стемнело, старик, оставив на телеге Славку и Петьку, пошел с ведром на хутор. Колодец негромко поскрипывал, и Никифор уже начал переливать воду из бадейки в свое ведро. Но из-за спины раздался чей-то приветливый голос:
— Решил коня напувать, старый хрыч?
— Угу, — вполголоса отозвался дед, не оборачиваясь, понимая, что незнакомец принял его за кого-то другого.
— Постой, погоди, так цэ ж не ты, старый хрыч Охрименко! — и бандит, схватив Никифора за ворот, рывком повернул его к себе.
Чувствуя на своем лице чужое чесночное дыхание, Никифор попытался отшутиться:
— Та я и есть старый! Хиба не старый?
Однако бандит уже кричал в темноту:
— Эй, караульный, чужой тута.
А потом повели деда по хутору, стреляя над самым ухом…
Буряк, чуть наклонив вперед голову, издевательски сказал:
— Ну, людина, пофантазируй, побреши трохи: откуда путь держишь, куда?
И сразу же прыщеватый взвизгнул:
— Лазутчик?
По всему видать, порядок допроса был у них отработан, они, возможно, всегда начинали его такими словами.
Дед Никифор, поеживаясь, шевелил лопатками: болела спина, по которой уже успел пройтись винтовочный приклад бандита.
— Какой же я лазутчик? — сказал дед. — Просто иду из Гусаровки в город.
— А знаешь ли ты, что в городе красные? — спросил атаман.
— Откуда мне знать? Красные там, чи петлюры, чи махны. Кто их теперь разберет?
— Дурачком прикидываешься, зараза? Прикуси язык, с тобой сам Буряк разговаривает! — прикрикнул атаман.
— Значит, так, — сказал прыщеватый. — Установлено первое: шел в город поближе к пролетариату.
— Поближе к работе. На заработки иду.
— Сейчас ты у меня заработаешь! — Буряк взмахнул нагайкой над головой деда. Но внезапно успокоился и, немного помолчав, спросил:
— А лошадь у тебя где?
Никифор вздрогнул: «Откуда же им известно?», но ответил твердым голосом:
— Нету у меня лошади, пеш я.
— Так-таки пёр пеши? А ну-ка, начштаба, пододвинь лампу, — и Буряк стал разглядывать сапоги деда: начищенные или в пыли?.. Но разве поймешь, когда они такие старые, что вот-вот развалятся. — А ведро зачем? Признавайся, зараза, куда коня девал!
— Ведро я возле хутора нашел, ногой наткнулся, — нетвердо объяснил дед.
— Ты слышал, начштаба? Оказывается, тут ведра вокруг задарма валяются! Скажи интенданту — пускай сбором займется.
— Да что его слухать, Григорий Степаныч! В расход — и точка.