А дед Никифор, оказывается, стоял уже у дверей и разговор весь слышал. Выходя, он вскинул руки, будто собираясь обнять своего освободителя, но тот уже уходил в темноту, бросив на прощание свой последний совет:
— Нажимайте швыдче.
И Славка с дедом бросились в поле.
8
Река Ингул в этом месте была неширокой и тихой. Казалось, она не течет, а только лениво покачивается, окутанная утренним паром. Прибрежная зелень тоже зябко покачивалась — солнце медленно поднималось над нею.
Распрягли Грома, и мальчишки, раздевшись, повели его к реке. Вода все-таки холодная, покалывает, как иголочками, ноги. Славка нырнул и, отфыркиваясь, сплевывая воду, сказал Петру:
— Ты чего визжишь по-девчачьи?
— Я не по-девчачьи, я по-по… — Петро захлебнулся и еле договорил. — Я по-поросячьи.
— «По-по-по», — передразнил Славка. — Что это ты, Петро, запопокал?..
Никифор, сняв сапоги, сидел на солнышке и думал о ребятах: «С них — как с гуся вода. Ночью малость перетрухнули, а теперь ничего! А у меня-то сердце побаливает, видать, старым становлюсь. Да и то сказать: по нынешним временам человека к стенке в два счета поставить могут. Был — и нет его. А за что, собственно? Ну, направился в город… так разве ж человек не волен идти, куда ему вздумается?»
Собирая у глаз морщинки, Никифор тепло взглянул на мальчиков: «Может, хоть им иная доля выпадет? Учиться бы им сейчас, да только неизвестно, когда еще до книги дотянутся».
Старик прилег на траву и укрылся пиджаком. После бессонной и полной тревог ночи хотелось спать, но Никифор знал, что уснуть не сможет… А получилось все неплохо, ей-богу неплохо! Когда они с внуком добежали до телеги, Петро был наготове и, едва уселись, хлестнул лошадь. Выстрелы караульного подняли тревогу лишь тогда, когда беглецы были далеко от хутора. Ищи-свищи теперь!
Разноголосый, приглушенный расстоянием шум заставил деда повернуть голову к дороге. Там, в желтоватом облаке пыли, что-то двигалось. «Обоз какой-то, что ли? А вдруг снова гайдамаки?» Встреча с бандитами никак не входила в расчеты Никифора, и он, слегка поднявшись, из-за кустов наблюдал за движением.
Повозки свернули с дороги — к Ингулу приблизились. И только тут беспокойство оставило деда, он даже чуть улыбнулся:
— Елки-палки, так это же цыгане!..
Цыгане расположились вдоль реки. Их серые, старые шатры раскинулись на сотню метров. Солнце начинало припекать. Невообразимый гам стоял над Ингулом, над слегка ожившей рекой. Однако никто не купался. Более того, когда босоногая и грязная детвора бросилась к воде, старая цыганка перегородила им дорогу и стала размахивать клюкой: