Полковник Палий, да и сами Удовиченко и Тютюнник, носившие громкие звания генерал-хорунжих, без оглядки мчали зализывать раны на сопредельную сторону: им уже было не до Киева.
Однако, отступая, петлюровцы оставили после себя всякое отребье. В лесах Подолии, Балтщины, Гайсинщины, в прочих местах Украины, особенно ее правобережья, действовали десятки, сотни мелких банд. Они вели агитацию в пользу самостийников, вырезали советских работников и активистов, держали в страхе местное население.
Богатые села, сахарные заводы — излюбленные места бандитов. «Як мухи, до сладкого тянутся, сто чертей ихнему батьке!» — дед Никифор в душе ругал петлюровцев, но в эту минуту был недоволен и самим собой.
Надо было стороной объехать сахарный завод, а не рисковать.
На сей раз, однако, обошлось.
Утомленный жарой и волнениями, Никифор вскоре направил телегу с дороги в траву и там остановил Грома.
— Ну, хлопцы, привал. Залазь под телегу.
Укрывшись от солнца, они решили немного поесть. Достали хлеба, зеленого луку. Петро хотел развязать узелок и вынуть по кусочку сала, но дед остановил его: мол, успеется, держи про запас.
Поели, попили водицы из старого солдатского котелка. И — снова в путь. Гром выехал на дорогу, дожевывая сочную траву.
К вечеру впереди показался хутор. Дед Никифор попридержал лошадь и неуверенно сказал:
— Объедем стороной, ага, хлопцы?
То ли песня, то ли просто пьяные голоса послышались со стороны хутора. Можно было различить и треньканье балалайки.
— Объедем… Да только воды бы набрать, — сказал Славка. — Давай, деду, ведро, я сбегаю.
И Петро вызвался с ним.
— Чего захотели! Не отпущу.
— А как же без воды-то? Надо поить Грома, а до Ингула еще часа четыре с гаком.
— Ты-то откуда знаешь? — улыбнулся Никифор.
— Знаю, — ответил Славка и стал отвязывать ведро.
Старик нахмурился, но сказал спокойно:
— Брось! Как стемнеет, я сам схожу: колодец тут недалеко.
6
Густая, как мазут, темнота стояла на хуторе. Собачий лай сливался с пьяными голосами — второй день здесь находился отряд Буряка. Кто-то из бандитов спешно справлял свадьбу, и потому стаканы вновь и вновь наполнялись самогоном.
В центре хутора, из окон крепкого нового дома, пробивались бледно-желтые полосы света. Здесь сам Буряк с группой ближайших друзей и местных кулаков резался в карты.
Игра серьезная — только на царские золотые.
Буряку сегодня дьявольски везло. Справа, у его рук, уже высились на столе два золотых столбика из монет. Потрескивала над головой керосиновая лампа, и в ее свете — сквозь густой махорочный дым — монеты казались теплыми и до блеска начищенными.