Аппетиты все растут и растут. Прибавь, прибавь — нагло требуют ненасытные и неумолимые спекулянты. Что деньги? Прибавь колечко с пальца! Прибавь шелковый платок с головы! Прибавь золотой крестик или медальон с шеи! Прибавь рубашку с тела! Прибавь, прибавь последнее, что у тебя есть, прибавь и тело!
Все знают об этих ужасах, но молчат и скрывают их. Женщины скрывают друг от друга, что им пришлось снести на Качак. Не хочется им ни думать, ни вспоминать о том, чем пожертвовали ради того, чтобы принести в котомке домой несколько картошек, немного муки или, может быть даже, кусок солонины и сала. Ревниво следят они одна за другой — перед кем из них раскроются засовы ворот мельничной крепости. Глядите на нее, стерву! Как это она сумела, одной из всех удалось! Вот счастливая, потащит домой еду! А за какую цену? Чорт с ней, с ценой! Жрать хочется…
Чему здесь удивляться? Кто осудит? Вы только поглядите, что происходит в Кладно и его окрестностях с весны 1918 года. Перелистайте кладненскую «Свободу». В середине апреля она сообщает:
«В начале этой недели в Кладно и его окрестностях был снижен паек муки и хлеба. Паек муки и хлеба снижен до 125 граммов — это одна восьмая килограмма на человека в неделю. В прошедшие недели паек составлял еще четверть килограмма в неделю, но и он был совершенно недостаточен. Упразднены все дополнительные пайки для занятых на тяжелых работах. Распоряжение это касается и шахтеров…»
В другом сообщении говорится:
«Уполномоченным Пражской металлургической компании дирекция завода сообщила, что начиная с субботы 20 апреля 1918 года прекращается выдача хлеба и муки вследствие того, что не имеется провизии».
Так отвечает на требования рабочих администрация заводов. Следует сказать, что на металлургических заводах и шахтах существует так называемое «специальное снабжение». Как же обстоит дело в семьях тех трудящихся, которые этого так называемого «специального снабжения» не имеют? Об этом и говорить тяжело, излишне это описывать.
То, что сообщают газеты, — не пустые слова. С 20 апреля мучных и хлебных пайков действительно не выдают. Это уже не нужда и не недостаток. Это настоящий голод. Нет муки, нет хлеба, нет сахара, нет молока, о мясе и жирах нечего и говорить. Нет даже кофейного суррогата и картошки. Люди охвачены отчаянием, отупели. Лишились способности отвечать за свои дела и поступки.
Поток бредущих на Качак отчаявшихся и голодных женщин растет. Растет, несмотря на то, что большая часть их совершает этот путь напрасно, безрезультатно. «Что, если сегодня!» — вспыхивает надежда в глубине отчаявшейся, истерзанной души. В который раз обманувшаяся мать берет котомку и идет! Идет осаждать знакомые глухие ворота мельниц и усадеб… Идет просить, идет предлагать последнее, что у нее есть, идет на жертвы…