Вторая – переводчики. Помню из истории, что переводчики на фронте практически всегда были офицерами. Исключения составляли нештатные, найденные среди бойцов подразделения. И то лишь до момента, когда о них становилось известно наверху. Притом чаще всего владели они одним языком. Мои переводчики, все трое, знали как минимум три: немецкий, румынский, английский. И откуда их вытащили, этих полиглотов? А, главное, почему они только сержанты?
Последней загадкой был один из минеров. Вроде ничего такого, но среди остальных он выделялся. Выправкой, неожиданными знаниями, умением направить людей. Я сделал его командиром четвертого отделения, даже доказал Ольшанскому необходимость повышения в звании до старшины, как у других отделенных. Кстати, это укладывается в описание первой загадки. Ведь звание он получил за два дня. Вывести его на разговор не получалось, времени не было. Но в чем я сразу убедился – командовать ему не впервой.
Вторая половина последнего учебного дня застала меня за избиением. Взвод отдыхал, а я пытался научить санитара из первого отделения правильно держать удар. Вот все у него хорошо, пресс нормально развит, но от любого тычка в живот – валится с ног моментально. А если раненый случайно от боли саданет? Все, в строю на двух бойцов меньше? Вот я и пытался объяснить принцип. Даже вроде бы что-то стало получаться. Во всяком случае, от первого удара он уже не падал. В качестве наглядного пособия служил я сам, сняв куртку и оставшись в одном тельнике.
Меня били в живот самые здоровые ребята – пулеметчики. А я стоял и улыбался. Хотя когда ударил Орлик, тоже из первого отделения, кстати, меня чуть не унесло и улыбку я удержать не смог. Удивлены, впрочем, были мы оба. Я – силой удара. Он – тем, что я вообще устоял. Несмотря на то, что бил он, как выяснилось, вполсилы. Иначе мог и зашибить. Впечатленный санитар очень старался. Работали так: я бил его, и если он устоял, он бил меня. Потом два удара, потом три…
Снова была моя очередь бить. Первый удар Бельский удержал. Второй тоже, а вот от третьего свалился. И не успел я помочь ему встать, как сзади раздалось:
– Краснофлотец Яковлев, что за произвол!
И почти сразу:
– Арестовать!
И голос такой, до боли знакомый. Опять Баранчук пожаловал. Вместо того чтобы помогать сержанту, который и сам уже поднимался (надо же, какой прогресс), я шагнул к куртке. Сзади послышался сдавленный возглас и шлепок. Я надел куртку, опоясался ремнем и повернулся. Интересная картинка. Стоит капитан Баранчук, как рыба, раскрывая рот. Возле него стоит уже знакомый мне флегматичный боец. На земле сидит второй, с удивленной физиономией служаки, которому помешали выполнить приказ. А между мной и этой живописной композицией стоит мой взвод. Приятно, черт возьми. Только запах какой-то появился. Неприятный.