Я опустила лицо на подушку, прохладную по сравнению с моей горящей щекой.
– Ну хорошо, если ты так хочешь знать, то… – забормотала я. – Просто я не думаю… то есть я боюсь, что… словом, запах…
Я растерянно умолкла. В ногах началось движение – Джейми приподнялся. Он положил голову мне на бедро, отчаянно смеясь.
– Господи Иисусе, сассенах, – выговорил он наконец, фыркая, – да знаешь ли ты, что надо делать, когда приручаешь новую лошадь?
– Нет, – ответила я, совершенно растерявшись.
Он поднял руку, показав мягкий пучок светло-рыжих волос.
– Ты несколько раз проводишь подмышкой ей по носу, чтобы она узнала твой запах, привыкла к нему и перестала взбрыкивать. – Джейми приподнялся на локтях и посмотрел на меня поверх моей груди и живота. – То же самое надо было сразу сделать со мной, сассенах. Надо было позволить мне потереться лицом между ног. И я бы не взбрыкивал.
– Взбрыкивал!
Он опустил лицо и поводил им вверх вниз, фыркая, как будто он лошадь, которая к чему-то принюхивается. Я задергалась и заколотила его ногами по ребрам – с тем же успехом можно было пинать кирпичную стену. Наконец он отпустил мои бедра и поднял голову.
– Теперь, – сказал он тоном, не допускающим возражений, – лежи тихо.
Я чувствовала себя слишком голой, покоренной, беспомощной – словно я вот-вот должна была развалиться на части. Дыхание Джейми ощущалось то теплым, то холодным.
Реальность распалась на отдельные ощущения: шершавая поверхность подушки, вышитой цветами, запах масла от лампы, смешавшийся с более слабыми запахами ростбифа и эля и едва заметной свежестью от букета полевых цветов в стакане, прохлада деревянной стены возле левой ноги, крепкие теплые руки у меня на бедрах. Ощущения кружились и смешивались под опущенными веками в подобие сияющего солнца, которое то увеличивалось, то уменьшалось и в конце концов бесшумно взорвалось, оставив меня в теплой и пульсирующей тьме.
Смутно, словно издали, я услышала, как Джейми сел.
– Ну, так-то лучше, – произнес он, часто дыша. – Приходится постараться как следует, чтобы сделать тебя покорной, ай?
Кровать скрипнула, когда он переместился, и голос, оказавшийся гораздо ближе – где-то у меня над ухом, – проговорил:
– Надеюсь, ты живей, чем выглядишь?
– Господи Иисусе, – только и сказала я. Над ухом прозвучал коротенький смешок.
– Сассенах, я ведь говорил, что только чувствую себя как бог, но не утверждал, что стал им.
Гораздо позже, когда солнечный свет сделал горящую лампу тусклой, я очнулась от дремы, услыхав, как Джейми повторяет еще раз:
– Исчезает оно когда-нибудь, Клэр? Желание исчезает?