Я опущу подробности, как меня восторженная толпа провожала до моей палатки, как скандировали они мое имя, как не желали расходиться, нервируя моих соседок по временному жилью: они никогда не видели у сирийцев такой реакции и теперь боялись, что и им могут припомнить за их мелкие грешки. Все мы тщеславны, и я не исключение, но спустя полчаса, даже мне надоели эти крики. Представляю состояние моих товарок по совместному проживанию. Убедить их разойтись удалось лишь Саиду и Тарику. Последний надиктовал мне свой номер телефона, попросив звонить ему при любом поводе, в случае любой опасности.
Когда толпа разошлась, я вытащил маленький кофейный столик, и вскоре мы пили кофе при пламенеющем закате. Девушки сослались на усталость, оставив нас вдвоем с моим арабским учителем.
— Сегодня был поворотный день, и свершился он благодаря тебе, — Саид отхлебнул кофе и поставил чашку на стол.
— Не знаю, что будет и как будет, но так как было раньше, уже не будет. Ты разбудила людей, Саша, ты дала людям надежду, что даже против сильного можно выстоять. Они не виноваты, что в их дом пришла война, что нам пришлось покинуть все и бежать, что мы зависим от властей Иордании и благотворительных организаций. Нам все внушают, что мы должны быть благодарны, что нам дают объедки с их стола, нас приучают жить на подачки. Почему нам не дают свободно расселиться в арабских странах, ведь арабы один народ? Какая мне разница, быть гражданином Сирии или Иордании, если традиции одни, язык один. Вера и культура одна. Разве не смогу я обеспечить свою семью? Вместо этого нас держат здесь, подкармливая, чтобы можно было показать красивую картинку заботы о беженцах. Ты сама видела гуманитарную помощь американцев и французов. Можно ли прожить на такой помощи? Конечно, любая помощь бесценна, но людям, бежавшим от войны, не крема и не кукурузные хлопья нужны. Нам нужна стабильность, свой клочок земли, возможность учиться и работать, растить своих детей не в лагерных палатках, а в домах. На деньги, что выделяются на содержание лагеря, мы все смогли бы обзавестись домами, нашли бы работу и не сидели бы на иждивении. Но уже семь лет, как выделяются эти средства. Наверное, это выгодно очень многим, такое положение дел. За помощь саудитов нам приходится платить честью своих дочерей, так зачем нам такая помощь?
Саид замолчал после длинного монолога и поднял чашку с изрядно остывшим кофе. Он продолжил, не давая вставить мне слово:
— Я учился и работал в России, и я лучше всех понимаю, в какой стране ты росла. Тем приятнее, что на старости лет я встретил тебя, и ты мне напомнила, что мы потомки древнего народа. Мы будем требовать передачи лагеря под юрисдикцию ООН, хватить жить на подачки. Либо дайте нам субсидию, чтобы мы могли приобрести себе жилье и стать полноценными членами общества. Мы не хотим жить на иждивении, мы все привыкли работать и обеспечивать себя сами. Саид замолчал.