В импульсах, посылаемых дядей, ощущались быстрота, решительность, осведомленность и сноровка в обращении со смертоносными предметами, однако Малютка оказался слабоват, чтобы реагировать с должным соответствием. Эдгар действовал, а Эдди осознавал происходящее с некоторым запозданием, и ему казалось, что от собственных движений его отделяет гораздо больший промежуток, чем доля секунды.
Одна рука извлекла пистолет, слишком тяжелый для Малютки, другая выпустила книгу и подперла снизу рукоять. Длины пальцев не хватало, чтобы охватить ее полностью. Дядя испытывал по этому поводу мучительное неудобство. Тем не менее он успел нащупать предохранитель и убедиться, что по этой причине помех не будет. Он направил пистолет на ворона. О твердости руки и точности прицела не могло быть и речи. А чем дальше, тем хуже — ствол начал подрагивать и опускаться.
Матеря в хвост и гриву «проклятого недоноска», дядя нажал на спуск. Выстрел прозвучал сухо, будто рядом сук сломался. Отдачей Малютке едва не вывернуло кисти, да и весь он пошатнулся. Пуля взметнула песок («Стиральный порошок, гений») в шаге от Харда, который ринулся прочь, расправляя крылья, и на третьем неуклюжем прыжке взмыл в воздух. Только в это мгновение до Малютки дошло, что означали слова «освободить от дальнейших обязанностей».
Помимо злобы, дядю охватил страх — похоже, он смертельно боялся разочаровать человека в красном. Он выстрелил еще раз вслед ворону, и попасть мог только чудом. Или случайно. Малютка уже убедился, что чудеса случаются, однако не в этот раз. Хард издал огорченное «Кар!» и растворился в ночи за пределами освещенного пламенем пространства.
Эдди опустил пистолет, чувствуя на себе издевательский взгляд Красного Костюма и дядю внутри, скребущего чем-то металлическим по незримому стеклу.
— Ну что, старый болван, теперь понял, чего ты стóишь?
— Я и не говорил, что чего-то стóю, — огрызнулся Эдгар, обнаглев от безысходности. — Если бы у меня было время, я бы сделал из него мужчину.
— Все так говорят. Интересно, кто первым придумал это долбаное время, чтобы оправдать свою никчемность? — Красный Костюм уставился в костер, словно там имелись все ответы, надо только суметь их прочесть. Затем спросил: — Ну что, дружище Эдгар, может, тебе подыскать другой костюмчик?
Дядя воспрянул, но не слишком, ожидая подвоха. Тем не менее поспешил заверить:
— Дай мне шанс, и я тебя не подведу.
Малютка нутром понял, что его бросают. Он почувствовал глубочайшее, неведомое ему прежде, окончательное одиночество. И ненависть к дяде, который в его сознании почему-то вдруг соединился и слился с Красным Костюмом, словно наложившиеся тени. Да и вся его короткая жизнь показалась игрой теней в свете этого странного костра, топливом для которого, возможно, служили брошенные мальчики…