Анна скорее почувствовала, чем заметила — даже боковым зрением, — что в этой комнате много такого, что стоило бы рассмотреть попристальнее и с близкого расстояния, однако («Разве ты не хочешь узнать, кто тебя застрелил?») она уже заметила ноги, покоившиеся на низком стеклянном столике перед диваном: V-образно развернутые ступни в дорогих мужских туфлях, серые штанины. Остальное скрывала спинка.
Движение Малютки было остановлено почти в самом начале и затем замаскировано под какое-то нелепое подергивание, простительное щенку и случившееся с перепугу, но от Красного Костюма не ускользало ничего — даже когда он вроде бы и не смотрел на Эдди. Более того, от него не ускользали не только движения, но и намерения. Еще никогда в жизни Малютка не был до такой степени уверен, что его в полном смысле видят насквозь.
— У маленького говнюка, оказывается, уже есть яйца, — сказал человек в красном с неизменной ухмылкой. — Что ты скажешь на это, Эдгар? Опять будешь скулить и жаловаться, неблагодарная ты тварь?
По ощущениям Малютки, дядя целиком перебрался в его слишком тонкую глотку, откуда и вещал, с трудом проталкивая сквозь нее свой несоразмерный голос:
— Я же говорю, что сделал бы из него…
— Заткнись, — оборвал Красный Костюм. — Я прекрасно знаю, что ты можешь из него сделать. По-моему, гораздо интереснее, что он может сделать из тебя. А чтобы стало совсем интересно, давай-ка уравняем ваши шансы.
Это, с точки зрения Эдди, невнятное намерение вызвало у дяди острейшую реакцию. Он затрепыхался в черепе, будто пойманная птица, но куда денешься из ловушки, в которой спрятался сам?
Человек в красном поманил к себе Малютку. Тот преодолел разделявшее их расстояние на негнущихся ногах. Дядя остался не у дел. Эдди ощущал тяжесть пистолета, бесполезного, как маятник остановившихся часов, но не бросал его — что-то подсказывало: часы еще можно завести.
Красный Костюм змеиным движением схватил Малютку за воротник куртки и притянул к себе. Затем запечатлел у него на лбу краткий поцелуй, имевший долгие последствия. Эдди едва не лишился сознания. Сам по себе поцелуй в лоб не был для него чем-то необычным. Так его частенько целовала мама, когда укладывала спать, да и папу иногда прошибала нежность и он прикладывался к сыновьему лобику. Но тут было нечто совсем другое. После прикосновения горячих влажных губ Эдди почувствовал, будто в голову ему проникло нечто скользкое и червеобразное (примерно так он представлял себе компьютерные вирусы), растеклось внутри мутным желе, в котором утонули обрывки мыслей. Эта странная субстанция, состоящая вроде бы из ничего, вдруг сделалась, по его ощущениям, чуть ли не твердой и разделила голову на две половины, левую и правую.