.
Прошу вас правильно понять смысл этой ремарки. У меня не было намерения позволить себе хоть малейшую насмешку, в особенности по отношению к папе Пию XI, поручившему кардиналу Пачелли составить энциклику «Mit brennender Sorge»>17.
Отсюда переходим ко второму замечанию: если для понимания термина «тоталитарный» таким же образом, как понимали его современники Пия XI, от нас требуется отбросить то значение, в котором термин этот сегодня однозначно воспринимается, тогда мы должны быть в состоянии восстановить то положительное содержание, которое он мог иметь. Нет ничего проще: достаточно вспомнить, в каком контексте и откуда идея «тоталитарного» получает свой смысл. Но этот контекст и эта область суть не что иное, как контекст и область философской логики, а именно то, что со времени приспособления логики к схоластическому языку называется всеобщим>18.
Мой тезис, если это звучит не слишком высокопарно, в том, что мысль о «тоталитарном» есть предельное воплощение старой логической темы всеобщего. Это могло бы наметить весьма интересные маршруты исследования для профессиональных философов; например, уточнение концептов, с помощью которых философы формулируют понятие «тотальность»>19. Так, Кант уделяет особое внимание выделению внутри самой тотальности нескольких очень разных смыслов, в силу чего слово «тотальность» объединяет разнородные значения (как universalitas, так и universitas>20, если прибегнуть к латыни). Смысл моего тезиса в том, что философская мысль оказалась бессильна сохранить для всеобщего подобающий высокий статус, позволив всеобщему соскользнуть к единообразию>21. Почему? Не бесполезно побеседовать об этом недостатке, тем более что это позволит нам сделать важное замечание относительно собственной задачи философии.
В самом деле, один из неискоренимых предрассудков — считать предназначением философии предоставлять концептуальные инструменты, с помощью которых человечество справлялось бы с «проблемами», присущими его состоянию. Возможно, самая неотложная задача для нас, для эпохи, в которую мы живем, — очнуться от этой величайшей иллюзии. «Догматический сон», о котором говорил Кант>22, — ничто по сравнению с тем монотонным сомнамбулизмом, в котором теперь пребываем все мы относительно мысли. Вот почему нам необходимо постоянно вспоминать сказанное Хайдеггером вот уже полвека назад:
Самое тревожное в нашу тревожную эпоху и то, о чем должно размышлять более всего, это то, что мы всё еще не мыслим>23.
Чтобы пока только расположить нас как следует к этому вопросу, надо, еще прежде чем мыслить — и для того, чтобы настроиться на это, — начать расставаться с привычками, мешающими нам мыслить. Для нас важно — здесь и сейчас — четко осознавать, что именно этому посвящен весь наш совместный труд: с полным осознанием и ясностью трудиться над избавлением от привычек, мешающих нам мыслить.