«Куда ты собрался, глупый? Соскучился по банке своей?»
Я прикрываю дверь. Если мамаша увидит Геракла, ее хватит удар.
Кладу жука на стол и накрываю бейсболкой с логотипом «Лос-Анджелес Доджерс». Вряд ли такая «клетка» способна его удержать, но пока он сидит смирно, кепка не сдвигается ни на дюйм. Сквозь полукруглый вырез с задней стороны бейсболки я вижу голубовато-синюю спинку. Мне хочется убрать кепку, но я боюсь, что Геракл может улететь. Я подхожу к окну и закрываю его. Так намного спокойнее. Из бейсболки показывается лапка, покрытая крохотными волосками. Она ощупывает пространство, до которого может дотянуться. Мне это напоминает человека, который уронил за диван пульт от телика и шарит по полу рукой в его поисках. Это меня немного забавляет. И я улыбаюсь. По-настоящему. Искренне. Мне весело. Это очень странное чувство. Оно случается так редко и длится так недолго, что я никак не могу к нему привыкнуть. Я убираю бейсболку в сторону. Дарю жуку свободу. Какое-то время Геракл стоит неподвижно, водя черной лакированной головкой из стороны в сторону. Кажется, он осматривается. Ей-богу, разгляди я его глаза, я увижу в них осмысленный взгляд. Какой же он огромный, больше моей ладони дюйма на три, не меньше. Наконец Геракл решает исследовать пространство стола. Три пары лап шуршат по столешнице. Медленно и неуклюже он добирается до края и останавливается. Тогда я возвращаю его на место, в центр стола и, не отводя с него взгляда, нащупываю пластмассовую линейку, с помощью которой рисую геометрические фигуры (разумеется, ничего подобного в семь лет от меня не требовали в школе. Большая часть моих одноклассников едва умеет читать по слогам). Пластик на линейке утончается там, где нанесена разметка. Похоже на лезвие очень тупого ножа, какие подают к обеду. Я прижимаю Геракла к поверхности стола и опускаю ребро линейки на его заднюю лапку.
Медленно давлю.
Тихий, еле слышный хруст. Лапка отделяется от тела.
Геркулес начинает трепыхаться в моей руке, но я держу его крепко. Вскоре он успокаивается. Я думаю, насекомые не испытывают боли. Осознав это, я перестаю улыбаться. Поднимаю Геракла перед собой, обхватываю верхний рог и начинаю его ломать. Все выходит не так, как мне хочется. Рог слишком прочный. Чем больше усилий я прикладываю, чтобы переломить его, тем сильнее мне приходится сжимать тело Геракла. И в конечном итоге я раздавливаю самого жука, а его проклятый рог остается цел и невредим. Тогда я перестаю осторожничать, увереннее сжимаю уже мертвое тело, перехватив ближе к основанию головы, чтобы не вырвать ее с корнем, и ломаю рог, будто тростинку.