– Если речь идет о сестрице Тори, – не торопясь сказал принц Уэльский, – то я соглашусь на твое предложение, и, пожалуй, даже с радостью. По моему мнению, это умнейшая женщина Великобритании нашего времени, интересный и остроумный собеседник, а еще просто хороший и добрый человек. Мы с ней были друзьями прежде, и, думаю, останемся друзьями и после, до самой смерти. Она – единственная, кроме тебя, чье господство я могу принять даже с радостью. Одно лишь тревожит меня в этом деле – неизбежный тяжелый разговор с Марией[35], но, думаю, я его выдержу.[36]
– Я рад, что ты меня понял, сын, – сказал король. – У меня тоже будет тяжелый разговор с твоей матерью, которая воспринимает Тори кем-то вроде добровольной служанки. Но случится это не сейчас, а после того, как я вернусь из Вены с похорон старого придурка Франца-Иосифа, а до тех пор храни все в тайне и не говори никому и ничего. А теперь давай закончим наш разговор и вернемся в гостиную. Не стоит раньше времени волновать наших дам…
11 сентября 1907 года, утро, Австро-Венгерская империя, Вена, замок Шёнбрунн.
Бывший регентский совет собрался на совещание с новым императором ровно через трое суток после того, как предыдущий владыка Австро-Венгрии наконец-то отдал Богу душу.
И снова в этом кабинете сидят начальник генерального штаба генерал-полковник Франц Конрад фон Хётцендорф, министр-президент Макс Владимир фон Бек и католический епископ Готфрид Маршал, замещающий больного, слепого и глухого примаса Австрии кардинала Грушу. Эти люди представляют тут три ветви власти, на которых держится императорский трон: военную, гражданскую и духовную.
– Господа, – сказал Франц Фердинанд, оглядывая присутствующих, – должен сказать, что к моменту смены правления наша Империя подошла в весьма неблагополучном состоянии. Но мы не будем винить в этом моего дядю, ибо обвинениями и сожалениями дело поправить невозможно. Его вообще невозможно поправить, потому что империя Габсбургов была слеплена из различных национальных лоскутов без объединяющего их стержня, кроме правящей в ней династии. И вот теперь немцы Австрии – а это в какой-то мере главная, государствообразующая часть нашей Империи – тяготеют к Германии. Богемцы, несмотря на то, что они перемешаны с немцами, жаждут независимого существования в своем маленьком чешском королевстве. Мадьяры считают себя господствующей нацией в своей части Империи, так же как немцы в своей, и требуют себе все больше прав и привилегий, а словаки, румыны и хорваты люто ненавидят мадьяр и, подобно богемцам, хотят независимого существования. Когда я имел беседу с господином Одинцовым, то этот умнейший человек сказал, что аналогия с лоскутным одеялом у нас не полная, ибо лоскуты никогда не пытаются разорвать соединяющие их нитки, чтобы удрать куда глаза глядят …