– Да уж вижу, – усмехнулся Скобелев. – Ничего не скажешь, лихо!
– Вам бы у Чинизелли[27] выступать, – презрительно выдал кто-то из штабных, но под строгим взглядом генерала стушевался и замолк.
Будищев же этот возглас и вовсе проигнорировал, продолжая преданно есть глазами начальство.
– А что скажете вы, мадемуазель, – обернулся в сторону сестер милосердия командующий, – вам понравилось?
Несмотря на то, что вопрос явно был адресован баронессе Штиглиц, отвечать бросилась Сутолмина.
– Очень, ваше превосходительство! – прощебетала она тонким и беззащитным голоском, что способен поразить даже самое черствое мужское сердце. – Эти ужасные текинцы так и валились с ног от стрельбы мосье Будищева. А они что, уже не живые?
Ответом на этот наивный вопрос был всеобщий хохот присутствующих офицеров. Причем, если находившиеся рядом с барышнями старались хоть как-то сдерживаться, то остальные едва не перепугали лошадей своим ржанием. Сам Скобелев, впрочем, сумел удержаться от смеха, едва заметно ухмыльнувшись в свои роскошные бакенбарды. Дмитрий тоже хранил молчание.
– Хорошо, мне нравится ваше усовершенствование, – решил генерал и натянул было поводья, но потом остановился и, наклонившись в сторону Будищева, негромко поинтересовался: – А где вы раздобыли пролетки?
– Нашел, ваше превосходительство! – доложил в ответ прапорщик, сделав самые честные глаза, какие только смог.
– Надеюсь, интенданты не придут ко мне с жалобой? – хмыкнул в ответ командующий, правильно истолковав взгляд своего подчиненного.
– Не должны, – пожал плечами «рационализатор», но пришпоривший коня генерал уже его не слышал.
Следом за Скобелевым устремилась и вся его свита, оставив пулеметный расчет, или вернее экипаж тачанки, одних. Точнее, почти одних, поскольку мадемуазель Штиглиц неожиданно пожелала задержаться.
– У меня не было случая поздравить вас с производством, – немного отстраненно сказала она, успокаивая свою лошадку, явно желающую ускакать вместе со всей кавалькадой.
– Благодарю, – изобразил нечто вроде поклона Дмитрий.
– Вы совсем перестали нас навещать, – продолжила Люсия все тем же тоном. – А в последний раз ушли так быстро, что не нашли время даже поздороваться.
– Виноват, – развел руками прапорщик и, желая перевести разговор на менее щекотливую тему, сказал: – У вас прекрасная лошадь!
– Вам нравится?
– Очень!
– Это подарок мервского сердара – дедушки нашего Карима. Он пожелал вознаградить нас за заботу о его внуке. Седла по нашей просьбе изготовили здешние мастера, а амазонки[28] мы с Катей сшили сами.