Отдельно был поставлен небольшой навес, под которым стояло несколько носилок, накрытых толстой парусиной. На них покоились останки погибших офицеров. Санденецкого, Магалова, Готто, батальонного лекаря Троцкого, Чикарева и, наконец, Мамацева. Тело бравого подполковника было до того изрублено, что пришлось собирать его по частям. Рядом стояла грубо сколоченная лавка, на которой с безумным видом сидела молодая вдова.
– Катенька, милая моя, родная, ну нельзя же так, – пыталась привести ее в чувство Люсия. – Пойдем. Тебе нужно привести себя в порядок или хотя бы умыться.
– Нет. Лучше ты иди, – тихо отвечала та каким-то совершенно безжизненным голосом. – Я еще немножко посижу с Димочкой.
– Что? – вздрогнула баронесса.
– С Димочкой, – тускло повторила Катя. – Я никогда не называла его так прежде, хотя очень хотелось. Нет. Только Дмитрий Осипович, или «мон лейтенант-колонель»[63], когда мы были одни. Ему нравилось это сочетание: лейтенант и колонель.
– Ах вот что.
– Да. Теперь мне уж поздно, а тебе еще нет.
– О чем ты? – удивилась сестра милосердия.
– Мой Дима погиб, а твой еще нет. Скажи ему, а не то потом жалеть будешь. Ступай, найди его.
Вспыхнувшая как маков цвет барышня хотела что-то возразить, но горе подруги было так неподдельно, да и место для отповеди совершенно не подходило. Поэтому она, не будучи в силах выдерживать это напряжение, поспешила уйти.
Возвращаться в госпиталь пришлось через редут, по которому туда и сюда сновало множество народа. Солдаты занимались наведением порядка, посыльные разносили распоряжения начальства. Санитары все еще искали раненых. Все они переговаривались, шумели, иногда даже смеялись, как будто не было вокруг ни смертей, ни запустения, ни потерь товарищей. Но всего громче звучала музыка полкового оркестра, игравшего скорый марш № 6[64]. От всей этой какофонии голова барышни шла кругом, и она поневоле остановилась.
– Сестричка! – отвлек ее чей-то хриплый голос.
– Что?! – испугалась она.
– Помоги, сестричка, – почти прошептал раненый. – Мочи уж нет терпеть.
– Что с вами?
– Яви божескую милость, дай водицы испить. В горле пересохло, сил нет.
– Я… я сейчас принесу, – пообещала она.
– Глоточек, – продолжал причитать солдат. – А там и помереть не страшно…
Охваченная состраданием Люсия бросилась бежать, но не успела она сделать и нескольких шагов, как налетела на какого-то офицера и, не удержав равновесия, едва не упала наземь.
– Простите! – вырвалось у нее.
– Куда это вы так спешите? – поинтересовался тот, подхватывая девушку.
– Я? Там раненый, ему надо помочь…