– Не ругайтесь. Я, может, вот-вот богу душу отдам…
– Это вряд ли, – покачал головой Будищев. – Доктор сказал, что ногу тебе оттяпает, и тогда будешь жить… наверное.
– Как это ногу оттяпает? – выпучил глаза Шматов.
– По самые яйца, – охотно пояснил кондуктор, – а может, и вместе с ними. Потому как таким бестолковым лучше не плодиться!
– Да как же это! – резко понялся на кровати Шматов. – Я не согласный без ноги, а особливо без этого… я лучше сбегу!
– Гляди-ка, ожил!
– Чего?!
– Ничего-ничего, лежи. Скоро за тобой придут.
– Шуткуешь? – сообразил, наконец, Шматов, от волнения переставший выкать. – Вот злой ты человек, Граф!
– Ну, раз тебе голову до сих пор не отбил, значит, добрый!
– Напугал, проклятый, – продолжал бурчать Федя, опускаясь на свое ложе. – А я и поверил…
– Другой раз головой будешь думать, паразит. А то пристроился тут в госпитале. Тепло, светло и мухи не кусают.
– Кусают, – печально вздохнул парень. – А еще скучно, даже поговорить не с кем. Карим, ну тот парнишка, что мы в плен взяли, по-русски ни бельмеса. Санитар разве зайдет или госпожа Штиглиц.
– Проведывает, значит?
– Ага. Добрая барышня. Письмо помогла мне написать для Аннушки.
– Письмо? – удивился Дмитрий.
– Ну да. Почта-то работает. Чего же не написать, коли есть кому?
– Вот же, – чертыхнулся про себя Будищев, которому и в голову не пришло написать Гесе или Стеше хоть строчку.
– Не беспокойся, – поспешил успокоить его Шматов. – Я просил отписать, что ты, дескать, службой сильно занят, но просил всем кланяться. И госпоже Берг, и Степаниде Филипповне, и Семке.
– Спасибо, – досадливо буркнул Дмитрий.
– Так не за что, – развел руками Федя.
– А где твой сосед? – поспешил перевести разговор на другую тему Будищев.
– Карим-то? Да кто его знает, – пожал плечами денщик. – Небось, опять пошел за сестрами милосердия следом ходить.
– В смысле?
– А без смысла! Ходит за барышнями ровно телок, только глаза злые, как у волчонка.
– А они что?
– Да ничего. Госпожа Штиглиц жалеет его, а Сутолмина, бывает, подшучивает над мальцом. Он когда поймет, ажно зубами скрипит, а она хохочет… дурочка.
В этот момент в кибитку вошел фельдшер в чистом переднике поверх формы и почтительно обратился к Будищеву.
– Прошу прощения, господин морской подпрапорщик, только вашему денщику пора делать перевязку.
– Я уже ухожу, – кивнул Дмитрий, затем вытащил из кармана несколько монет и, не считая, протянул солдату: – Он мне не только денщик, так что заботься о нем хорошенько!
– И охота деньги тратить, – пробурчал при виде такого расточительства экономный Федор.