.
В общепринятых представлениях о положении СМИ в авторитарных государствах, в том числе России, акцент делается на контроле, с четкой концептуальной дихотомией между государством и оппозиционными СМИ и общим выводом, что государство жестко контролирует процесс формирования повестки дня. В какой-то степени современные исследования подтверждают эти гипотезы, но с существенными оговорками. Так, Липман, Качкаева и Пойкер выяснили, что масштабная политизация теленовостей после аннексии Крыма и войны в Украине не вызвала неприятия у зрителей, а, напротив, привлекла их: «Вопреки утверждению, что недостоверные „новости“ отталкивают зрителей от их источника, грубая и агрессивная пропаганда на прокремлевском телевидении, наоборот, увеличила их аудиторию. Мы объясняем это тем, что государственные телеканалы „продавали“ не собственно информацию, а эмоциональное удовольствие. Они предлагали версии реальности нередко ложные, но порождавшие у россиян чувство удовлетворения от самих себя и своей страны»336.
В то же время Липман с соавторами пришли к другому важному выводу: у кремлевского медийного аппарата плохо получается «менять представления общественности, если они основаны на непосредственном опыте людей»337. Есть и другие пределы его могущества – на первый взгляд технического свойства. Так, Оутс находит «убедительные доказательства того, что пользование интернетом способствует более скептическому восприятию и меньшей поддержке российского режима»338. Впрочем, Рейтер и Шаконьи339 делают интригующее заключение: на политические взгляды россиян влияет не пользование интернетом как таковое, а то, каким сегментом интернета они пользуются. Так, в 2011 году участие россиянина в Twitter и Facebook положительно коррелировало с оппозиционными взглядами, но если речь шла о «ВКонтакте» и «Одноклассниках», такой корреляции не наблюдалось. Аналогичным образом Смит и Оутс340 обнаружили у россиян одни и те же модели потребления медиа независимо от их политических пристрастий: сторонники и противники Кремля не составляют «телевизионную партию» и «интернет-партию», а пользуются самыми разными медиа, дополняя их за счет круга личных знакомств, общения на месте работы и неформальных каналов опосредованной коммуникации. Иными словами, заметные различия в паттернах использования медиа связаны с характером общения людей, а не самими медиа. Это, в свою очередь, позволяет предположить, что в онлайне – как и в реальном мире – для россиян наиболее важен микроконтекст.
В интернете – да и во всех медиа – идея местного становится растяжимой. Если медиа представляют собой, цитируя Маклюэна