Следует отметить, что патронажно-клиентелистские отношения оказывают огромное воздействие и на внутриполитическую жизнь некоторых стран ЦВЕ, чему уже посвящены специальные исследования207. Однако в отличие от государств постсоветского пространства их влияние на политику и устойчивость все же ограничиваются как институтом свободных выборов, так и внешним давлением со стороны Европейского союза.
Признавая значимость патронажно-клиентелистской политики для понимания специфики постсоветских трансформаций, мы исходим из того, что фундаментальным фактором, определяющим эту специфику, политэкономическую основу постсоветских обществ, все-таки является институт власти-собственности. В России этим феноменом уже давно занимаются ученые-экономисты, специалисты по институциональной экономике208. Однако исследований того, как он влияет на политические процессы в постсоветских странах, практически нет.
Своими корнями институт власти-собственности восходит к временам средневековой Руси, где он являлся неотъемлемой частью вотчинного государства209. После большевистской революции 1917 года этот институт в преобразованном виде стал краеугольным камнем всей хозяйственной деятельности в стране, поскольку правящая партийно-хозяйственная номенклатура одновременно выполняла две функции: собственника, от имени народа принимавшего политические решения, и распорядителя (управленца) активами национальной экономики. Причем именно обладание политической властью давало право распоряжаться собственностью. «Главное в номенклатуре – власть. Не собственность, а власть», – отмечал один из первых ее исследователей Михаил Восленский210.
В качестве наследства советской эпохи институт власти-собственности достался и ННГ. После распада СССР в тех странах, где была проведена приватизация и в состав правящих элит поначалу вошли представители национально-демократических движений, институт власти-собственности на какое-то время был либо парализован, либо вообще прекратил существование. В государствах же, где массовой приватизации не проводилось (в Белоруссии, Узбекистане, Туркменистане), этот институт сохранился практически в неизменном виде с советских времен. Однако и в странах, где частная форма собственности стала преобладать, этот институт уже во второй половине 1990‐х годов стал восстанавливаться по мере возвращения прежней номенклатуры во власть.
В зависимости от структуры правящих элит в той или иной стране контроль над этим институтом получили различные группы. В государствах, где в 1990‐х годах установился режим «конкурирующих олигархий» (Россия, Украина, Молдова), доминирующие позиции заняли группы крупнейшего бизнеса, стремившиеся в своих корпоративных интересах получить контроль над политическими институтами и целыми сегментами государственного аппарата. В остальных странах институт власти-собственности изначально оказался в руках высшей государственной бюрократии.