— Так… Твои приютские-то где? Далеко?
Ваня сунул два пальца в рот и свистнул. Тотчас из-за углов, из подъездов, с деревьев посыпались мальчишки и девчонки.
— Это мы тебя бережем, понял?
— Меня? Кто же это вас надоумил меня беречь?
— Дядя Волков… Так и вейтесь, сказал, вокруг Анисимыча. Сам сказал. Ей-богу! Если, говорит, кто наскочит на него, орите и звените, чтоб на помощь люди бежали.
Моисеенко оглядел подскочивших мальчишек и девчонок, впереди — приютские, Ванино воинство. Чуть не потерялся среди них, сам-то он повыше ребят на голову разве.
— Летите, братцы, лётом во все казармы, и чтоб все люди тотчас на улицу шли. «Волкова губернатор схватил!» — так и кричите.
Ребята — врассыпную, один Ваня не ушел.
— Мне от тебя нельзя, — голову опустил. — Сам понимаешь, шпики тебя небось днем с огнем ищут.
Анисимыч подмигнул:
— Не дрейфь, Ваня. Они, может, и теперь на нас через щелочку глядят, а взять — кишка тонка. Смотри, как люди-то из казарм высыпают.
Моисеенко поднял правую руку, пошел к рабочим:
— Братцы! Идем к губернатору. Если ему нужно, пусть всех забирает, а не нужно — пусть наших товарищей всех до одного отпустит.
Бросились к воротам.
— …Товсь! — раздалась воинская команда.
Казаки выставили пики.
— Не дрейфь, братцы! — Моисеенко рванулся на частокол пик, но казак, стоявший против него, не дрогнул, ткнул острием в грудь. От удара Петр Анисимыч отлетел в снег.
«Не испугались бы!» — подумал о своих и тотчас вскочил на ноги.
Толпа уже подалась куда-то в сторону.
— В банные ворота! — кричали.
Банные ворота оказались открыты. Толпа ворвалась во двор. Кто-то кинулся к звонкам.
Тревога! Тревога!
Люди бежали из казарм на помощь. Анисимыч прислонился к стене, перевел дух. В глазах почему-то плыли зеленые и красные круги.
— Дядя Анисимыч!
Как тяжело разжать веки.
— Это ты, Ваня?
— Нет! Я Ванин друг. Помнишь, ты в приют к нам приходил?
Петр Анисимыч, сбросив оцепенение, поглядел на мальчика:
— А, чернявенький! Помню.
— Я знаю, где сидят арестованные.
Тяжесть отлетела прочь.
— Где? Караул есть? Много?
— Никого.
— Веди.
Чернявый вел в приют.
Три-четыре совсем маленьких мальчика ползали по полу в просторном зале.
— Где же арестованные?
— В другом отделении! Вот дверь.
Дверь была заперта, но вдоль стен — тяжелые, во всю длину, скамейки.
— Помоги!
А мальчишки тут как тут уже. Подняли скамейки, крякнули, раскачали:
— И-и-и-ах!
Дверь подалась.
— И-и-и — ах!
Настежь.
Столовая приютская. На другом ее конце сгрудились арестованные.
— Выходи!
Кинулись бежать.
— Волков здесь?
— Нет, с Шелухиным в контору его увели.
Пока разбегались, Петр Анисимыч стоял, пропуская. Осталось человек семь.