— Не слыхал.
— Жена ему денег на водку не дала. А он и догадайся! В столе дырку прорубил, просунул голову и топор положил рядом. Жена, не знамши, входит в каморку. А на столе — мужняя голова. Так и вдарилась без памяти. — Парень засмеялся и побежал рассказывать происшествие другому товарищу по смене.
В курилке Моисеенко снова заговорил о Гавриле Чирьеве, о том, что рабочие Морозова слишком уж терпеливые: хозяин на шее сидит и, видно, скоро и на голову сядет.
Слушать такое ткачи слушали, но сами в ответ — ни полсловечка.
Судьбину горькую ругать — это одно, к этому привыкли, а чтоб хозяина? Хозяин работу дает — кормилец.
Опять позвали Моисеенко в контору к браковщикам. Браковщик, лысый, румяный, круглый — кондитер, и только, — вскинул небесные глазки на ткача:
— Моисеенко? Книжечку пожалуйте.
— Покажите порчу на моем товаре.
— Пожалуйста!
Ткачихи, стоящие за спиной, держа в тощих руках горькие свои книжицы, замерли.
Браковщик развернул товар.
— Вот-с, извольте, не чист.
— Точно, не чист, — согласился спокойно Моисеенко и медленно спрятал книжку в карман. — Перепутали вы что-то. Этот товар не на моей машине сработан.
Розовые щеки полыхнули.
— Молчать! Молчать!
Моисеенко опять медленью достал книжку, рука толстячка рванулась, но ухватила воздух.
— Покажите мой товар и запишите мне за хорошую работу премию.
— Что?! — У браковщика в горле пискнуло от бескрайнего возмущения. — Вон! Вон! Берегись у меня.
— До свидания.
Моисеенко шел мимо обычной серой очереди ткачей и ткачих, и опять смотрели на него, не понимая и со страхом, но были и другие взгляды. Были злые — ишь какой особый выискался! Были кротко-радостные — нам за себя так не постоять, но, слава богу, есть все-таки люди поперечные злу. Увидал он и новое. Увидал женщину, с плотно сжатыми губами, всю в себе, не человек, а пороховая бочка.
«Эта браковщика-то и прибить сегодня может», — подумал.
Едва начал работу, подошла к нему Прасковья Чирьева. Она и вправду была очень хороша собой. Смуглая, как горянка. Брови к переносице, глаза карие, жаркие. На смуглых щеках румянец. Ямочка на подбородке.
— Анисимыч, будь человек, поди к моей машине. Погляди. Рвет нитки: то близна, то недосека. А мне теперь каждая копейка дорога.
Смотрит затравленно. Хорошие ткачи к чужой беде глуховаты… Да ведь и то — работа сдельная. Каждый о себе думает.
— Я тебе, Анисимыч, магарыч…
Засмеялся:
— Магарыч? Детям портчонки лучше купи.
Наладил ей оба станка.
А из-за соседнего уже другая ткачиха на него поглядывает. Пожилая, старуха почти, а может, и не старуха. Фабрика соки быстро сосет. Сам к ней подошел, помог.