Михаил Иванович Дианов знает, что все это одна игра, что решение простить треть долга в харчевую лавку принято не теперь, а две недели назад, в Москве, правлением «Товарищества», что мера эта вынужденная: рабочие не могут купить залежавшиеся на складах товары, сбыть которые можно только этим несчастным, а иначе выкидывай.
И чтобы поубавить в хозяине благотворительной спеси, Дианов предлагает ему решить весьма щекотливый, вполне, можно сказать, неприличный вопрос.
— Как нам быть, Тимофей Саввич, с теми рабочими, — спрашивает он, — на которых наложены штрафы в размере половины заработка? Думаю, что инспекция сразу же обратит на это внимание.
— Должен вам сообщить, — улыбается в ответ Морозов, — что институт фабричных инспекторов теперь не будет играть той роли, какую мнил себе. Отчеты им печатать уже запрещено. Но вопрос тем не менее вы поставили серьезный. Решить его надо. Рабочих, у которых штрафы весьма велики, я предлагаю уволить… и тотчас принять на работу заново.
— Стало быть, вы предлагаете поменять им расчетные книжки?
— Стало быть, предлагаю…
Тимофей Саввич захлопнул объемистый гроссбух.
Утром Морозов обходил свои владения корпус за корпусом. Когда об этом узнали на ткацкой, к Моисеенко прибежал Ефим:
— Анисимыч, дай твой товар! Он у тебя, как всегда, хорош. Я с ним к браковщику, он мне штраф запишет, а хозяин тут как тут!
Из-за спины Ефима выглядывал Матвей. Плоскогрудый ткач тоже рядом.
«Что ж, пускай еще раз удостоверятся в том, что и так ясно», — решил Моисеенко и поменялся с Ефимом товаром.
Обрадованные ткачи побежали к браковщику. Все вышло, как задумали: браковщик повертел товар и записал штрафу сорок копеек. За что — не сказал.
Тут как раз и появился Тимофей Саввич. Ефим — к нему, поклонился и товар протягивает. Тимофей Саввич взял товар, поглядел, улыбнулся:
— Хорошо сработано. Очень хорошо!
— Вот и я говорю, — засуетился Ефим, — а браковщик мне за этот товар сорок копеек штрафу записал!
— Ну что ж, — легко откликнулся хозяин, — значит, знает, что можешь и лучше работать. Ты этот кусок вон как ловко сработал, а ты еще постарайся. Ведь небось можешь?
— Могу, — пролепетал Ефим.
— То-то! Ну, ступай трудись. Слышал объявление, что я простил треть долгов в харчевой лавке?
— Слышал.
— Ступай трудись. Хозяин вас не забудет, коли вы о его выгоде помнить будете. Хороший товар — хороший сбыт; стало быть, и рабочему прибыль. Мне лишних денег не надобно, все лишнее на вас и пойдет, на новые теплые казармы, на школу для ваших детей, на больницу.
— Хозяину, Тимофею Саввичу, благодетелю, ура! — крикнул стоящий за спинами рабочих Шорин.