— Эй, оператор, поджигай дом! — кричат мне свои.
Легко сказать. Я положил камеру на землю и стал осторожно продвигаться вдоль стены к входной двери. В кармане нащупал спичечный коробок. Распахнул дверь, дал в темноту короткую очередь. Никто огнем не ответил.
Потолок обит фасонными досками. Над столом висит керосиновая лампа. Я осторожно влез на скамью и снял лампу. Керосина много. С силой подбросил лампу в потолок. Чиркнул спичкой. Пламя вспыхнуло яркое, быстрое.
Я выскочил из дома, прижался к стене. С чердака повалил густой черный дым. Вражеские пулеметчики высунулись из чердачного окна и тут же попали под партизанские пули.
В небо взлетают белые ракеты. Одна за другой. Мертвым светом освещают пространство перед нами, которое нам предстоит преодолеть под огнем противника. Я понимаю: прорыв — это когда надо встать и идти навстречу смерти. Страшно? Не знаю. Мы все так устали за эти дни, что чувства, которые всегда тревожат человека, притупились.
В двадцать три часа тридцать минут мы поползли по вспаханному мокрому полю. До шоссе оставалось совсем немного, когда в небо взвились ракеты. В тот же миг заработали пулеметы, прижав нас к земле. В белый свет ракет ворвались невесть откуда взявшиеся две белые лошади. Они мчались по дороге с развевающимися гривами. Это было фантастическое зрелище. Даже гитлеровцы на какое-то мгновение прекратили стрельбу. И тогда первая группа партизан перемахнула через шоссе.
Я бежал вместе со всеми, зажав в руке перепачканный грязью киноаппарат. Силы мои таяли. Я бежал все медленнее и наконец перешел на шаг. Странное чувство абсолютного безразличия вдруг охватило меня. Вокруг, как светящиеся шмели, летали трассирующие пули. Что-то крича, партизаны обгоняли меня. Кругом все рвалось и грохотало. Мучительно хотелось пить. Я вдруг увидел себя на проселочной дороге, которая вела в лес. До леса — рукой подать, но я упал перед лужицей и стал с жадностью пить… Сзади еще слышались выстрелы.
В глухой влажный бор, в котором мы оказались, поодиночке и группами сходились партизаны. Все были настолько измотаны, что казалось, уже никакая сила не заставит их продолжить путь. А впереди лежал заблокированный немцами большак…
Прозвучал приказ строиться по одному в затылок. Партизанская нитка растянулась на добрый километр. Нудный моросящий дождь не перестает ни на минуту. Мы опять идем по болоту. Малейшее отклонение от тропы грозит гибелью. Партизанская цепочка время от времени останавливается. Командиры уточняют маршрут. Мы шагаем из последних сил.
Наконец лес начал редеть. Послышался шум автомобильного мотора. Подбираемся ближе к шоссе и, убедившись, что оно пустынно, разом перемахиваем на другую сторону. Левее раздаются выстрелы. Там тоже прорываются наши. Бежим долго, стараясь как можно дальше оторваться от шоссе. Потом переходим на шаг. Ветер качает темные кроны деревьев.