К концу дня кинооператор Панов перебрался в район зоопарка. Ожесточенный бой идет и здесь. Звери брошены, уже много дней их некому и нечем кормить. До них ли сейчас?..
Вечером кинооператоры встречаются на базе.
— Ты где был? — спрашивают друг друга.
— В районе пятой ударной.
— А войска третьей ударной вышли к рейхстагу.
Панов отправляется в район третьей ударной, в знакомый уже стрелковый корпус Переверткина. С генералом встречается неожиданно, в одном из подъездов. Докладывает:
— Приказано, товарищ генерал, снять рейхстаг.
— Что ж, — устало отзывается тот. — Иди снимай!.. — Осунувшееся, посеревшее лицо не спавшего много ночей человека, воспаленные, лихорадочно горящие глаза, брови, щеки, виски в известковой пыли.
Закончив разговор с офицерами, генерал отвел Панова в сторону и уже по-дружески разъяснил:
— Пытались взять рейхстаг еще на рассвете, с ходу — не получилось. Сейчас подбросили артиллерию, танки, продолжаем атаковать. Две небольшие группы из батальонов Неустроева и Давыдова ворвались в рейхстаг, ведут бой внутри. Остальных фашисты успели отсечь огнем. Залегли метрах в ста пятидесяти — не могут подняться! Шестого связного посылаю — не возвращаются! Как будешь снимать? Дам тебе провожатого, пробирайся пока к Шпрее.
От дома к дому, из подъезда в подъезд, проломами в стенах, дворами, где ползком, где короткими перебежками пробирались по Альтмаобитштрассе к реке. В подземельях сталкивались с берлинцами. Уныло безмолвные, безучастные, как каменные изваяния, укутанные шалями, пледами, одеялами…
Вот пробитая снарядом стена магазина. Около нее люди с тюками, связками обуви, пачками мыла — растаскивают товары. Прямо на киноаппарат идет, согнувшись под тяжестью кусков мануфактуры, пожилой интеллигентный немец. У другого дома группа немцев разделывает кухонными ножами, растаскивает по кускам убитую лошадь. Киноаппарат фиксирует и эту сцену.
Около уцелевшей каким-то чудом водопроводной колонки — толпа: дети, старики, старухи с чайниками, кастрюлями, ведрами. Доносятся тревожные голоса:
— Вассер! Вассер!
Вода! Без воды не проживешь.
Совершенно пустую площадь под градом пуль пересекает сухая, слегка прихрамывающая старуха, как приведение, как сама смерть. Панов снял и ее.
К перекрестку подошла «катюша». Залп — море огня, грохот гулких разрывов. Когда пыль осела, оператор увидел через визир камеры выброшенное кем-то из окна привязанное к палке белое полотнище.
Из подвалов, трусливо озираясь, вылезают, карабкаясь через завалы, гитлеровцы с поднятыми руками, ошалевшие, полубезумные. Перестрелка прекратилась. Пользуясь удобным моментом, Панов с провожатым пересекают площадь и через несколько минут оказываются на набережной у моста Мольтке. Отсюда орудия прямой наводкой бьют по рейхстагу.