Зиновий Афиногенович стоял перед столом, накрытым красным сукном, подтянутый, хорошо выбритый, с лихо закрученными стрелками усов и, ожидая, пока утихомирится зал, осторожно сжимал в больших руках только что привезенную газету. Когда он заговорил не очень громко глуховатым, срывающимся голосом, все поняли, как сильно взволнован их парторг. Это волнение перешагнуло через сцену и вышло в зал, который затих до бездыханности.
Романов говорил о том, что наконец-то они дождались светлого дня, о котором мечтали с первых дней вероломного нападения Германии на СССР, ради которого они, колхозники сельхозартели «Красный партизан», работали без устали дни и ночи. Сдавали, в фонд обороны хлеб, мясо, картошку…
Затем Зиновий Афиногенович развернул газету и стал медленно читать сводку, которая начиналась словами, запавшими в сердце, как лучшее стихотворение: «В последний час…»
После митинга Зиновий Афиногенович, взяв в библиотеке большой том истории СССР, ушел с сыном в правление. Там они, склонившись над метровым листом ватмана, перерисовали карту центральной части Советского Союза. Миша делал аккуратные четкие подписи под кружочками, обозначающими города и крупные села Московской области, освобожденные в период героиче-ского контрнаступления Красной Армии.
— Началось, сынок! — взволнованно говорил отец, рисуя новую красную стрелку, отходящую от Москвы, словно луч от солнца.
После Москвы радостное сообщение пришло. из-под Ленинграда. Наши войска перешли и там в наступление и освободили город Тихвин. Теперь из осажденного Ленинграда вывозили в. глубокий тыл мирных жителей, главным образом, детей. Несколько эвакуированных детей привезли в Майоровский. Вместе с ними приехала Людмила Крылова.
Она была не моложе Власовой. Но дальняя и нелегкая дорога, ответственность за судьбу малышей и недоедание настолько истощили ее, что она больше походила на подростка, чем на девушку.
Когда розвальни подъехали к правлению колхоза, Людмила, едва держась на ногах, вошла в кабинет парторга и, поздоровавшись, попросила:
— Скорее определите детей в тепло и дайте им что-нибудь поесть.
— Эй, кто там, в конторе! — властно крикнул Зиновий Афиногенович. — Все за мной!
Он первым выбежал во двор, схватил двух закутанных в одеяла ребятишек и потащил в свой кабинет. Войдя, увидел, что гостья, едва дотянувшись до стола, опустилась на колени.
— Эй, чижик, ты что? — озадаченно остановился подле нее Романов, подтолкнув ребят к натопленной печке. Люда не отвечала. Она была, в обмороке. Зиновий Афиногенович, точно пушинку, поднял ее на диван.